Во сне, борясь за возвращение на Землю, я последовала за ним.

24. Ашер

Ева и я всегда возвращались домой по воскресеньям на семейный ужин. Сегодня я приехал пораньше и припарковался у обочины.

— Привет, Эш. Отлично выглядишь, — окликнула Грета, женщина с другой стороны улицы.

Она была моей няней, пока я не повзрослел. К сожалению, жизнь не была добра к Грете. У нее было трое детей младше пяти лет, чей отец давно исчез, и жить ей было не с кем, кроме как с кузеном-неудачником.

История Греты не была чем-то необычным для моего района. Отчаянные времена порождают отчаянных людей, и бедность тому подтверждение. В детстве я жил в нищете, но никогда не чувствовал этого по-настоящему. Мама оберегала нас с Евой, отказывая себе во всем, чтобы мы не чувствовали себя хуже наших друзей. При мысли о количестве ночей, когда она ложилась спать с пустым желудком, чтобы мы могли хорошо питаться и расти, у меня разрывалось сердце.

Я был рад, что мама уезжает из этого района, хотя и знал, что она будет скучать по своим друзьям. Беккет и его отец купили ей новый дом. Он был безопасным и комфортабельным, и не требовал ежемесячного взноса. В глазах моей мамы это было чудом, но я знал, что она будет скучать по нашей улице и семьям, которые на ней жили. На Ривер-стрит царило чувство общности, которого я никогда больше нигде не встречал.

Я прошел через ржавые ворота на крыльцо дома своего детства. Я не знал, как относиться к продаже старого дома. Я вырос в этих стенах. Мое прошлое, счастливые и грустные воспоминания — всё было здесь. Это была святыня минувших дней, и, честно говоря, мне будет не хватать его, хотя я и хотел для мамы самого лучшего.

— Мам? — позвал я, когда вошел внутрь, снимая ботинки и вешая тяжелую кожаную куртку.

Если ты хотел долго прожить в доме Мелли Мартино, ты снимал свои чертовы ботинки у двери и мыл руки перед едой. После ужина ты убирал за собой посуду, делал уроки и целовал маму в щеку перед сном. Таковы были правила, и они нас устраивали.

Постепенно, по мере того как мы становились старше, границы немного стерлись. Я начал оплачивать счета, которые мог, и моя сестра тоже. Я провожал маму в ее комнату, целовал в щеку перед тем, как уйти с друзьями, и просил ее звонить мне, если она задерживалась на работе допоздна.

Я был единственным мужчиной в своем доме и всегда старался быть таким, каким меня хотели видеть любящие женщины. Защитником, кормильцем, плечом, на котором можно поплакать, и сильной рукой, способной удержать мир, когда он грозит рухнуть. Я родился, зная, что все это — моя ответственность, от которой я бы никогда не уклонился. Я был совсем не похож на мужчину, который бросил случайную девушку беременной близнецами и ушел.

Ни капли.

Это не означало, что я не хотел познакомиться с ним. Желание узнать, каким человеком был мой отец, мучило меня. Я не знал своих корней и, похоже, не мог двигаться дальше.

— Mijo5, ты рано. — Мама появилась из кухни, отряхивая руки от муки.

Я подошел и обнял ее. В последнее время она казалась такой маленькой, словно высохла. Мама никогда не была высокой, но теперь, когда она стала старше, а я — больше, разница была огромной.

— Я хотел увидеть своего любимого человека, — сказал я ей.

Она засмеялась и похлопала меня по руке.

— Ты всегда говоришь правильные вещи. Пойдем, поможешь мне раскатать тесто для эмпанадас. Вымой руки.

Я поспешил выполнить ее приказ и, вытирая руки, уставился на себя в зеркало. Я и вправду собирался погрузить маму в болезненные воспоминания, чтобы она назвала мне имя? Не будет ли это эгоистично?

На кухне тесто было готово к раскатке, и мама готовила начинку на плите. В воздухе витал пряный аромат лука и жареного перца. Это был безупречный и чистый дом, которым я его знал.

Я сел и посыпал руки мукой. Я привык к этому рецепту, так что мог бы приготовить его и во сне.

— Итак, расскажи мне о колледже. Как прошла игра в Портленде?

Мама никогда не присутствовала на выездных играх. Будучи уборщицей, она брала слишком много рабочих часов, чтобы ей хватало времени на поездки. Но она всегда посещала домашние игры. Когда-нибудь я буду летать с ней на все матчи НХЛ, которые она захочет посмотреть, и буду, черт возьми, выкладываться на все сто, чтобы она гордилась мной. Когда-нибудь.

Я ввел ее в курс дела, и мы некоторое время болтали обо всем и ни о чем, пока она не нашла возможность направить разговор в определенное русло.

— Я слышала, в твоей жизни появилась девушка, — сказала мама спустя некоторое время, бросив на меня лукавый взгляд.

Дерьмо. Как она узнала? Несомненно, кто-то из соседей рассказал ей. Местные жители относились к моей хоккейной карьере в колледже так, будто я уже был профессионалом.

— Слышала? — уклонился я от вопроса.

— Ашер, скажи мне. Она твоя девушка?

Неужели я действительно собирался солгать маме о Уинтер? Одно дело — лгать ее родителям и моим друзьям. Абсолютно безобидно, на самом деле. Но лгать маме? Это было совсем другое.

— Мы пока только узнаем друг друга, — ограничился я ответом.

— Она выглядит обеспеченной, — выразила беспокойство мама. — Не будь одним из тех парней, которые влезают в долги, чтобы удовлетворить запросы своей девушки.

Я моргнул в замешательстве. Ее слова стали полной неожиданностью. Я подумал о Уинтер, о ее дне рождения и о времени, которое мы провели вместе на крыше в «Дюнах». Она казалась равнодушной к деньгам и подарку родителей в виде новой карты Amex. Я вспомнил плоский узел, лежащий в ящике стола в ее комнате — мой самодельный подарок. Она сохранила его.

— Уинтер не из тех женщин, которым нужны подарки, честно. Она может купить себе все, что ей нужно.

— Чего же она хочет? — поинтересовалась мама.

— Времени. Внимания... кого-то, кто будет рядом.

Кого-то, кто увидит ее такой, какая она есть на самом деле, а не просто фасад.

Мама подняла бровь.

— Она хорошо к тебе относится?

Я рассмеялся.

— Совсем нет. Она — заноза в заднице. Самая раздражающая женщина, которую я когда-либо встречал. Головная боль, сущее наказание… — Я замолчал,