план выводятся два текста официальной культуры. Первый – ориентированный на детскую аудиторию роман «Два капитана» (1938–1944) В. Каверина, в 1946 г. отмеченный Сталинской премией второй степени. Второй – шуточная «Песенка об отважном капитане» (1936, муз. И. Дунаевского, сл. В. Лебедева-Кумача) из фильма «Дети капитана Гранта» [88]:

Жил отважный капитан,

Он объездил много стран,

И не раз он бороздил океан.

Раз пятнадцать он тонул,

Погибал среди акул,

Но ни разу даже глазом не моргнул.

И в беде,

И в бою

Напевал он всюду песенку свою:

Припев:

«Капитан, капитан, улыбнитесь,

Ведь улыбка – это флаг корабля!

Капитан, капитан, подтянитесь,

Только смелым покоряются моря!»

(Русские советские песни: 181)

Игра со значениями слова «капитан» подразумевается уже в романе Каверина (если капитан Татаринов, отец возлюбленной героя, командует морской экспедицией, то сам герой, Саня Григорьев – летчик, капитан военно-воздушных сил). В комментируемом фрагменте один из героев – определенно капитан НКВД. Вторая строфа представляет собой обмен репликами: за издевательской цитатой из песни (за которой встает картина пытки, контрастирующая с миролюбивым словом «засиделись») следуют мольба подследственного и требование следователя подписать показания. Последний стих подразумевает сцену вызова из тюремной камеры на расстрел (здесь обычная для рассказов об этом реплика надзирателя «с вещами!» заменена на лапидарное «собирайся»).

141

Это дедушка дедушку снова / на расстрел за измену ведет. / Но в мундире, запекшемся кровью, / сам назавтра на нарах гниет

В отличие от классического толкования сюжета казни палача как справедливого возмездия за невинную жертву (ср., например, историческую элегию Пушкина «Андрей Шенье», 1825), эта строфа продолжает тему зеркальности ролей палача и жертвы. Наречие «снова» может прочитываться двумя способами: в рамках линейной модели времени – как описание типового события своего времени, в рамках циклической модели – как описание возвращения прототипического события. Отметим здесь и растворенную в тексте микроаллюзию на самую знаменитую русскую песню о бессмысленной жестокости, прославляемой как молодецкая удаль. Начало последнего стиха откликается на реплику буйных соратников Степана Разина из постфольклорной баллады [89], сложенной по мотивам стихотворения Д. Садовникова (1873) (о разинском фольклорном цикле в мифологическом аспекте см.: Неклюдов):

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны

Выплывают расписные

Острогрудые челны.

На переднем Стенька Разин,

Обнявшись сидит с княжной,

Свадьбу новую справляет

Он, веселый и хмельной.

Позади их слышен ропот:

«Нас на бабу променял,

Только ночь с ней провозжался,

Сам наутро бабой стал!»

Этот ропот и насмешки

Слышит грозный атаман,

И могучею рукою

Обнял персиянки стан.

<…>

Мощным взмахом поднимает

Он красавицу княжну

И за борт ее бросает

В набежавшую волну.

(Русские народные песни: 11–12)

Далее мы убедимся, что эта аллюзия неслучайна.

А. С. Немзер в связи с комментируемыми стихами напомнил нам о рассказе бригадира Тюрина из повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

142

Светлый путь поднимается в небо, / и пастух со свинаркой поет, / и чудак-академик нелепо / все теряет, никак не найдет. // Он в пенсне старомодном, с бородкой, / улыбается, тоже поет. / А потом исполняет чечетку / славный артиллерийский расчет

По контрасту с развернутой в предыдущих трех строфах темой репрессий, следующие три возвращают читателя в пространство показного советского благополучия. Здесь очевидны отсылки к двум музыкальным комедиям, действие которых развертывается в антураже ВСХВ (см. выше коммент. на с. 92) – «Светлый путь» Г. Александрова и «Свинарка и пастух» И. Пырьева.

Слева: поющий академик из фильма «Весна»; справа: чудак-профессор из фильма «Сердца четырех»

Перформативный жанр, на который ориентируется здесь К., – череда пестрых музыкальных номеров, характерная и для мюзикла, и для советских концертов. Поющий рассеянный и несколько инфантильный ученый в старорежимном пенсне – один из фоновых персонажей сталинского популярного искусства. В песне М. Блантера на стихи Ю. Данцигера и Д. Долева (тот же трехстопный анапест) «Молодость» [90], написанной в год провозглашения сталинской конституции, утверждается, в частности:

Под весенним родным небосводом

Даже старые клены цветут.

Можно быть очень важным ученым —

И играть с пионером в лапту!

Как же так: вдруг в лапту,

Старый клен – и в цвету?

Почему, растолкуйте вы мне?

Потому что у нас

Каждый молод сейчас

В нашей юной, прекрасной стране!

(Песни 1955: 259)

Из кинематографических сцен ближе всего к описанному музыкальному номеру академика стоит эпизод первого исполнения заглавной песни из комедии Александрова «Весна» (муз. И. Дунаевского, сл. М. Вольпина) [91]. Также см. в предвоенной музыкальной комедии «Сердца четырех» (1941, реж. К. Юдин), среди персонажей которой есть придурковатый профессор в пенсне и с бородкой и музицирующие советские военные.

Все теряет, никак не найдет – возможно, комически переиначенный фрагмент «Одинокой гармони» («Словно ищет в потемках кого-то / И не может никак отыскать»).

Артиллерийский расчет – группа военнослужащих, обслуживающая одно орудие. Танцующие и поющие солдаты и командиры – также примета советского кинематографа 1930—1940-х гг. (ср., например, комедию «Небесный тихоход», 1945, реж. С. Тимошенко).

143

Микоян раскрывает страницы / кулинарные – блещет крахмал, / поросенок шипит, золотится, / искрометный потеет бокал!

Обложка первого издания «Книги о вкусной и здоровой пище» (1939)

Сталинский нарком пищевой промышленности (в разные годы занимавший и другие важные посты, связанные в первую очередь со сферой торговли) Анастас Иванович Микоян (1895–1978), долгожитель советской политики, воспетый в известном фольклорном двустишии («От Ильича до Ильича / Без инфаркта и паралича») был, в числе прочего, инициатором и куратором издания в 1939 г. главного советскогокулинарного пособия – «Книги о вкусной и здоровой пище». Кроме рецептов различных блюд читатель мог узнать оттуда и о новых «доступных» продуктах питания, а также познакомиться с «пищевой индустрией» страны (КОВИЗП 1939: 3). В комментируемой строфе Микоян предстает добрым волшебником, а его книга – накрахмаленной скатертью-самобранкой.

Иллюстрации к изданию 1952 г.

Действительно культовым стало пятое издание «Книги о вкусной и здоровой пище» 1952 г., отличавшееся большим количеством цветных иллюстраций, на которых читатель мог увидеть невиданные для советского гражданина продукты и блюда – настоящую «гастрономическую утопию» (Пироговская 2017: 299–300). Именно