удивилась: «А что, во Франции гомосексуалисты ходят на свободе? У нас в стране их сразу госпитализируют и вылечивают». Вы даже не представляете, как она чиста и наивна. А вот ещё случай. Впервые войдя в парижское метро, мой Ангел испытал культурный шок. После музейного московского метрополитена со скульптурой, мозаикой, мрамором, идеальной чистотой, она оказалась в… ну сами знаете, где. И вдруг кто-то закричал: «Осторожно, крыса!». Моя девочка в короткой юбочке с ее потрясающими ногами вскочила на скамейку и жалобно произнесла: «Спасите!» К ней тут же подбежал какой-то хмырь, взял на руки и вынес из подземки, но вместо того, чтобы поставить на землю, еще сильнее прижимает и весь дрожит. Она с участием спрашивает: «Вам плохо?» Он учащенно дыша, отвечает: «Судорогой руки свело, не могу разжать, чтобы вас отпустить». Сильви, ты знаешь меня много лет, я несмотря на то, что занимаюсь борьбой, никогда не дрался, у меня такой мирный характер, комарика никогда не убил, но этого гада прибил бы на месте. Теперь ты понимаешь мое волнение в глазах?

– В Париже Брис мне заменяет и папу и маму. Он для меня всё – самый любимый друг.

– Mon Amour, скажи просто: самый любимый!

– Да, мой маркиз.

Пьер и Сильви постоянно смеялись, а потом Пьер сказал:

– Дорогие дети! Раньше я думал, что жизнь – это театр, но глядя на вас, я понял, что жизнь – это цирк! Не забудьте о реальности, вернитесь в наше измерение. Брис, на минуточку оторвись от ангельского притяжения, ты скоро её съешь целиком. Как мы организуемся в пятницу? Ты не забыл о встрече нашего класса в «Les Editeurs»? Если ты поедешь в аэропорт за Алексом, то мы заедем за Анжелой.

– Спасибо, друзья мои. Только не оставляйте её одну, представьте всем нашим, а мы с Алексом примчимся, как можно быстрее.

Тёплый вечер ласково принял нас. И так было хорошо на душе, что казалось, нет горя, его просто не может быть во всём белом свете. Скучающие звёзды с любопытством смотрели на нас.

– Мой Ангел, почему ты им всегда улыбаешься?

– Кому?

– Звёздам.

– Это славянская кручина, её хорошо понял Рильке.

Ночное небо тускло серебрится,

На всём его чрезмерности печать, —

Мы далеко, мы с ним не можем слиться,

И слишком близко, чтоб о нём не знать.

Звёзды для меня – это постоянный диалог, вернее, сплетение диалога между душой и вечностью.

– Mon amour, как бы я хотел полететь с тобой в космос. Представляешь: мы, звезды и любовь. Расстояния между планетами мы бы измеряли не километрами, а количеством поцелуев или… оргазмов.

– Брис, что у тебя в голове?

– Это не в голове, это в другом месте.

– Ты что, не понимаешь, что мы будем в состоянии невесомости?

– С тобой, я в этом состоянии постоянно, но ты не хочешь об этом знать. В советской школе вы учили анатомию?

– Конечно, я до сих пор помню рисунок – схему: сердце, легкие, печень, желудок, и внизу – ничего.

– Девочка моя. Тебя обманули, тебя воспитали на Шекспире:

До пояса они – созданья Божьи,

Внизу – один лишь черт.

Ты знаешь, я вырос в семье врачей, где все было открыто и доступно. Так вот, даже во французском учебнике XVII написано, что это то место, где «Создатель Всего поставил сиденье сладострастия». Может быть, ты не знаешь, что каждая женщина, в отличие от мужчины, уникальна! Потому что строение нервных сплетений в тазовой области у всех женщин разное, вот почему женская чувственность и женские сексуальные реакции так различаются. У женщин есть несколько разных зон в области таза, которые могут порождать оргазм, и все они связаны со спинным, а через него и головным мозгом. Так, что, моя девочка, я должен найти множество ключиков, чтобы открыть все твои сладкие тайники. Знай, что ты уникальна, ты – совершенна, ты – чувственна, ты – любима, и я хочу служить тебе – единственная моя нежность советская, со знаком качества!

– Брис, Брис… – у меня не было слов, чтобы ответить на его жар, но он чувствовал, с какими вибрациями в голосе произношу я его имя.

– Девочка моя, как тебя раскрепостить, разбудить, убрать стереотипы, чтобы в твоем мировоззрении произошел сдвиг? Почему ты не хочешь довериться мне? Тебя не волнует мысль о сокровенной близости? Почему ты мне не позволяешь насладиться твоей мощной, чувственной энергией, которая исходит только от сильно возбужденной и удовлетворенной женщины? Может быть, тебя напугали пошлые разговоры типа «вошел, увидел, победил?» Не бойся, мой Ангел, этого никогда не будет. Просто ты узнаешь и полюбишь свое божественное «Я», убедишься, что твоя женская сущность восхитительна, таинственна и уникальна. Откройся мне на всех уровнях, которые у тебя так тесно связаны. Я преклоняюсь твоему женскому могуществу, так в чем же моя вина? Я необыкновенно счастлив, что ты умеешь создать уникальную стимулирующую эмоционально-сексуальную атмосферу только своим присутствием, дыханием, голосом, улыбкой, потому что у тебя такая уверенность в себе, такой высокий уровень гормонов, что все мужчины готовы, только увидев тебя.

Брис смотрел на меня глубоким всепроникающим взглядом. Даже сквозь джинсы я чувствовала жар его рук, ласкающих меня. Но путь к моему сердцу лежал через мои уши, и я в густой истоме слушала незабываемые, еще не известные мне слова любви.

– Mon amour, я преклоняюсь перед твоим сокровенным местом, я целую это место, такое живое, способное выражать свою волю, предпочтения, желания, способное плакать от любви. Ты считаешь, с позиций марксизма-ленинизма, это постыдным, но ведь это прекрасно! Девочка моя, ты меня погружаешь в состояние сексуальной комы…

Незнакомое чувство упоения собой, окружающим миром охватило меня. Я почувствовала какую-то неведомую сексуальную экзальтацию и какую-то тайную химию чувств. Но мозги не отключались, видимо, прав был Брис, что у меня их слишком много. Может быть, поэтому стучало в висках: «русские не сдаются».

Но все-таки он довел меня до экстаза!

Мы уже прощались, как вдруг Брис, глядя на Луну, произнес:

Луна в траве на косогоре

Лежала дыней золотой.

– Как это божественно, когда в душе отражается Рильке…

– Ты в экстазе?

– В полном. Представь себе, что Рильке, австриец по происхождению, безумно любил Росию, «страну, родную по духу!»…

– А мне кажется, он чувствовал твое появление и писал тебе:

Стал книгой вечер. На обложке

Сверкает бархатная вязь