– Вот негодяйка, – перебила меня женщина в коричневойюбке, – да разве старый человек на такое способен?!

Брюнетка встала и оказалась почти одного роста со мной.

– Выходишь? – дружелюбно сказала она. – Если нетвоя станция, то все равно рекомендую убраться отсюда. Пошли.

Поезд вылетел на ярко освещенную станцию, и тутсластолюбивый дедок взвыл во весь голос:

– …!

Потом он, продолжая громко ругаться, почему-то поднял левуюногу. Не понимая, что случилось с противным старикашкой, я притормозил, нобрюнетка сильной рукой ухватила меня за плечо и выволокла на перрон.

– Дура ты, – с чувством сказала она, – в первый раз,что ли, тебя за задницу схватили?

– Да, – честно ответил я.

– Тебе повезло, – усмехнулась девушка, – меня такс тринадцати лет тискать пытаются, козлы. Ладно, даю тебе урок отбивальныхнаук. Слушай внимательно. Как правило, к нам пристают не молодые, симпатичныеперцы – у таких девок полно, им бы со своими разобраться, на посторонних нисил, ни времени нет. Приклеиваются дядечки-старички, за сорок им стукнуло, женаобрыдла, давно на нее не стоит, вот они и ищут развлечений в метро. Орать извать на помощь бесполезно, никто даже ухом не поведет, или на их сторонустанут. Ну вот как сейчас с дедком – по виду чистое несчастье, а лапыскользкие, слюни по губам текут. Выход один – бить их!

– Драться?

Моя новая знакомая скорчила гримаску.

– Исподтишка. Лучше всего каблуком.

– Это как? – невольно заинтересовался я.

Брюнетка опустила взор.

– Ну, с твоими чапками шансов нет, смотри, что носить надо.

С этими словами она вытянула хорошенькую ножку, обутую вэлегантную лодочку на длинной, угрожающе острой шпильке.

– Ежели хамло руками шевелит, – продолжала она, –не визжи, не возмущайся, просто встань ему на ногу, а потом посильней воткни влапу мерзавца каблук. Видела, как дед завертелся? Безупречно срабатывает,безотказный метод. Есть, впрочем, еще один способ – булавка. Всегда имей ее присебе, изловчись и кольни сволочугу. Если повезет, попадешь ему в то место,которое он о тебя чешет. Поняла?

– Ага, – кивнул я, ошарашенный информацией.

– А еще лучше, – добавила брюнетка, – еслисумеешь, купи машину. Хоть в пробке, да одна! Метро – это война! За вход, заместо, за спокойную поездку. Ну, чао тебе, и помни, жизнь жестока: либо мы их,либо они нас!

Завершив урок, девушка, гордо вскинув голову, зацокалакаблуками в сторону эскалатора. Я подождал, пока она скроется из виду, и пошелследом, совершенно ошеломленный беседой. Может, Нора права, когда сердитовосклицает:

– Ваня, ты напоминаешь хрустальную вазу, укутанную в вату,оглянись вокруг, ты не знаешь жизни.

Оказывается, молодым женщинам в вагонах небезопасно, иблагообразный дедок вполне способен оказаться мерзавцем. Нет, я не настольконаивен, чтобы считать всех пожилых людей ангелами, и была в моей жизни однаистория, о которой совершенно не хочется вспоминать[6],но тем не менее я полагаю, что большинство пенсионеров все же заслуживаетуважения, и всякий раз изумляюсь, столкнувшись с негодяем, убеленным сединами.

* * *

Нора встретила меня на пороге, держа в руках пачку зеленыхкупюр, перехваченную розовой резинкой.

– Вот, езжай назад! – нервно воскликнула она.

– Разрешите хоть умыться! – взмолился я. – Большене способен находиться в дамском обличье. Кроме того, у меня опять сломалась машина,а путешествие в метро сплошной стресс, моральный Чернобыль.

– Ты, Ваня, нежный бутон, – вздохнула Элеонора, –ладно, перевоплощайся в мужчину.

Я пошел в ванную. Нора не спускается в подземку и даже непредполагает, какие неприятности поджидают приличную девушку в метро. Хотя онане всегда была богата. Интересно, хозяйка обувала шпильки или носила с собойбулавку? Впрочем, хорошо зная Элеонору, я думаю, что она имела в сумочкегранатомет. Нора предпочтет уничтожить обидчика с шумом и грохотом, подковернаяборьба – забава не для нее.

В очередной раз порадовавшись тому, что родился на светмужчиной, я спустился во двор, держа в руках ключи от автомобиля хозяйки. Когдашофер Шурик болеет или находится в отпуске, в мои обязанности входит возитьНору, но сам пользоваться шикарным «мерином» я не люблю, поэтому сейчас как могпытался отказаться от чести раскатывать на дорогой иномарке. Но спорить с Норой– все равно что заставлять носорога выучить поэму Пушкина. Хоть на мыло изойди,а ни одной строфы не услышишь. Элеонора патологически упряма, поэтому пришлосьидти в подземный гараж.

Возле дома Алексея я оказался совсем поздно, Москва стояла впробках. Припарковать машину во дворе не удалось, весь тротуар был заставленавтомобилями, а посреди дороги громоздился микроавтобус с надписью «Скораяпомощь». Кому-то из жильцов блочной башни стало плохо.

Поколебавшись мгновение, я оставил машину со стороны фасада,на проспекте, и снова вернулся во двор, хотел распахнуть дверь подъезда, но тутона открылась сама. Двое мужчин в спортивных костюмах, явно не медики, асоседи, призванные на помощь, несли носилки; рядом, держа в высоко поднятойруке пластиковый пакет с жидкостью, торопилась молоденькая медсестра. Яневольно бросил взгляд на того, кто лежал на носилках, и чуть не сел наступеньки, увидя иссиня-бледное лицо Грибкова.

– Алексей! – невольно вырвалось у меня.

Пожилая полная докторша, шедшая за носилками, равнодушнопоинтересовалась:

– Знаете больного?

– Да, это Алексей Грибков, парикмахер. Что с ним?

– Какой-то дрянью отравился, – меланхолично ответилаврач, наблюдая, как мужчины, кряхтя, вталкивают носилки в чрево«Скорой», – сейчас много гадости продают, съел – и уехал за границу.

– Куда? – растерянно спросил я.

– За грань добра и зла, – философски ответилаэскулапша. – Вы его родственник?

– Нет, – быстро сказал я, – но могу сопроводитьЛешу в больницу.

– Не положено.

– Пожалуйста, разрешите.

– Не имею права, – не сдалась врач и полезла напереднее сиденье.

– Прошу вас, – заныл я, – дайте хоть словечко сказать.

– Не до разговоров.

– Я принес Леше деньги, вот, смотрите!