Развернув сверток, Скарлетт вытащила изнего браслет стремя маленькими подвесками. Один был ввиде рыбки, другой– лодки, атретий– крошечного маяка. Ужасный китч, чего душой кривить. Якупила этот браслет позавчера нарынке. Он напомнил мне оКвинстауне.

–Вот станешь суперзвездой, будешь смотреть наэтот браслет ивспоминать наше детство.

–Он довольно миленький,– солгала Скарлетт.

Я рассмеялась.

–Думаешь, завсе то время, которое мы провели вместе, яне научилась распознавать твою ложь?

Скарлетт тоже рассмеялась инадела браслет назапястье, где ее покрытую татуировками кожу уже украшало бесчисленное множество браслетов.

–Теперь стобой всегда будет частичка меня. Помни обэтом, если когда-нибудь тебе станет грустно илиодиноко.

Скарлетт крепко обняла меня.

–Спасибо, Алиса,– прошептала она,– это прекрасный подарок.

Чтобы скрыть слезы, яспрятала лицо вее волосах– платиновых срозовыми прядками. Вдетстве они пахли ромашкой. Ия вдруг подумала, что когда Скарлетт станет знаменитой, ябуду единственным человеком вмире, знающим эту подробность.

–Он страшный, знаю,– сулыбкой продолжилая.– Разрешаю носить его только тогда, когда будешь скучать помне.

–Тогда мне придется носить его постоянно, потому что яскучаю потебе все время,– призналась Скарлетт иодарила меня своей согревающей улыбкой, редкой ияркой, каклуч солнца вдекабре. Улыбкой, которая досталась Скарлетт ототца икоторую мама ей так ине простила. Накороткое время эта улыбка осветила помещение аэропорта, нопотом Скарлетт скрылась навершине эскалатора, чтобы улететь надругую сторону Атлантики изаписать песню обомне. Мы неувидимся доРождества, тоесть больше чем полгода… Скарлетт подумывает приехать кнам вЛондон смамой. Икто знает, Брюс, может, когда яувижу свою младшую сестренку вследующий раз, она будет рок-звездой. Былобы забавно, правда?

* * *

Я больше недрожу ине плачу. Джереми попрежнему держит меня, яотцепляю отсебя его руки иделаю шаг назад. Он что-то говорит, нояне слышу. Мы смотрим друг надруга несколько секунд, которые кажутся мне вечностью. Ямоглабы все отрицать. Моглабы притвориться, что непонимаю, очемон. Ноуже слишком поздно. Молча иду вкоридор инадеваю плащ.

–Ты куда?

Застегиваю молнию. Пальцы подрагивают, носовсем незаметно. Явсе еще нахожусь вшоке. Паническая атака наступит через несколько минут, когда осознание произошедшего уляжется вмозгу. Аможет, ине наступит. Может, правда нетак страшна, какпостоянная ложь. Яеще никогда немыслила так ясно.

–Я ухожу,– просто отвечаюя.

–Ты недумаешь, что нам стоит поговорить?

–Нет.

–Послушай,я…

–Мы договорились, что эти отношения закончатся, кактолько один изнас этого захочет. Безкаких-либо объяснений. Так вот: ябольше нехочу тебя видеть,– перебиваю холодным, бесстрастным голосом и, чтобы довести мысль доконца, смотрю Джереми прямо вглаза идобавляю:– Никогда.

Я вижу, что причиняю ему боль. Придругих обстоятельствах мне исамой былобы больно, нокак нистранно, сейчас яничего нечувствую. Только чудовищный, всепоглощающий холод. Мне хочется остаться, ноявсеравно открываю дверь. Думаю, мою тайну можно былобы доверить кому-то верному инадежному, кому-то вроде Джереми… Ноон снова произносит это имя. Имя, которое яне хотела больше слышать никогда вжизни. Мое имя. Мое настоящее имя. Имое сердце разлетается натысячу ледяных осколков. Алиса словно умирает вовторой раз. Из-за меня. Ухожу, неоглядываясь. Язнаю, что Джереми замной непойдет. Он неможет оставить Зои одну вквартире. Можно даже небежать полестнице. Япросто игнорирую его голос, эхом отдающийся отстен. Никакой тебе погони, никакого бурного примирения поддождем. Страница истории переворачивается. Снова.

Наулице льет какиз ведра. Стук капель поасфальту заглушает шум города. Думаю: сейчас уменя начнется паническая атака, ая наулице исовсем одна. Ничего страшного. Наверняка кто-нибудь изпрохожих вызовет «Скорую», если дела будут совсем плохи. Илияперестану дышать. Нехудший извозможных выходов.

Нопаническая атака неначинается. Ястою поддождем ижду, когда мне станет плохо, но… Ничего. Тогда яиду всторону дома, необращая внимания надождь, стекающий зашиворот. Чувствую, кактелефон уменя всумочке несколько раз вибрирует. Наверное, это Джереми. Джереми, которого ябольше никогда неувижу. Приэтой мысли кгорлу подкатываетком.

Где-то между набережной канала Сен-Мартен истанцией метро «Бон-Нувель» мне приходится остановиться. Какой-то мужчина играет нагитаре, спрятавшись отдождя внише стены. Видимо, Вселенная решила поиздеваться надо мной зато, что яникогда неиграла поее правилам. Подобно воздымающемуся кнебу псалму, ксводам аркады поднимается мягкая игрустная мелодия, каждую ноту которой язнаю наизусть. «Wonderwall» группы «Оазис». Замираю каквкопанная. Губы машинально шепчут знакомые слова, произносить которые также естественно, какдышать.

Гитаристу навид около пятидесяти, он поворачивается комне и, непереставая играть, улыбается изсвоей бороды цвета соли сперцем, вкоторой больше соли, чем перца.

Кое-что происходит. Кое-что, чего неслучалось сомной годами. Ритмичный стук капель полужам, гул машин, случайные гудки клаксонов, шаги спешащих прохожих помокрой мостовой– все эти звуки оживают исливаются воркестр. Меня обволакивает музыка, тамузыка, которую яслышала раньше, тамузыка, которая исчезла 22декабря 2012года, когда моя старшая сестра, моя Алиса, половинка моей души, оставила меня совсем одну вэтом черно-белом мире.

Остаюсь доконца песни. Закончив, мужчина укладывает гитару вфутляр, ая тем временем роюсь всумочке. Уменя вбумажнике только купюра впятьдесят евро. Отдаю ее. Мужчина смотрит наменя вовсе глаза, слишком ошарашенный, чтобы поблагодарить.

–Спасибо,– говорюя, машинально тянусь кзапястью ипросовываю пальцы подплащ, пытаясь нащупать браслет.

Ничего. Закатываю рукав плаща, потом– рукав свитера. Ничего. Словно обезумев, сбрасываю плащ иснимаю свитер. Раз двадцать ощупываю запястье, дрожащими руками выворачиваю одежду, необращая внимания надождь, который пропитывает тонкую ткань блузки. Оглядываюсь вокруг, какнаркоманка впоисках шприца. Ничего. Браслет упал. Когда? Незнаю. Яне снимала этот браслет стого дня, какАлиса подарила мне его ваэропорту напамять опребывании вЛондоне. Незнаю, сколько времени ятак стою– промокшая донитки, ошарашенно глядя насвое голое запястье, освещенное мерцающим светом уличного фонаря. Это какой-то знак? Знак, что Алиса оставила меня навсегда? Что ятак долго ее предавала итеперь она меня непростит? Что теперь япо-настоящему одна? Апотом наменя обрушивается реальность. Преимущество моего разоблачения– можно больше непрятаться. Больше ненужно соблюдать никаких правил, ненужно быть кем-то другим. Наконец яснова могу стать собой.

Медленно наклоняюсь иподнимаю смостовой свитер иплащ. Они мокрые игрязные, нояодеваюсь, необращая наэто внимания.

Подороге домой захожу всупермаркет «Франпри».