Стентон иногда спрашивал сам себя об этом. Возможно, его счастьем было знакомство с Габриэлем, Мортимиром и Генри. В первый же день в Оксфорде они напились до беспамятства и учинили полный разгром. После этого они стали неразлучны, как братья.

Может быть, он был несказанно рад, когда в детстве ему подарили породистую гончую снежного цвета. Он назвал ее Беллой. Собака была его лучшим другом почти все детство, потому что только она часами могла молча слушать его рассказы о наигранных расследованиях. Но она скончалась через три года в схватке с волками. Лоренс горевал несколько недель и других животных больше никогда не заводил.

– У меня нет точного ответа на этот вопрос. Но я с уверенностью могу сказать, что я стараюсь радоваться каждой мелочи. Были те дни, когда радости было гораздо больше, чем обычно, но были и те, когда хотелось лишь лежать на кровати и никого не видеть, не говорить и не думать.

– Когда ты в первый раз подрался? – Розалинд вошла во вкус.

– Это событие было куда более мрачное, чем вы себе представляете.

– Удовлетвори мое любопытство.

– Кажется, это произошло около четырех лет назад. Тогда я особо увлекался игрой на рояле. Тетя говорила, что у меня прирожденный талант и пальцы истинного музыканта. Когда я играл в нашем доме, вся прислуга, домочадцы и гости сходились послушать мою игру. И вот однажды, к нам приехал мой кузен Артур. Весьма неприятный субъект по моему мнению. Он был заносчив и груб абсолютно со всеми, – Лоренс перевел взгляд на девушку и понял, что она с таким большим вниманием слушает его рассказ, с каким не слушал никогда и никто, словно он поведал что-то такое, чего она давно ждала, что-то очень личное и сокровенное. – Так вот меня попросили помузицировать. Я вкладывал все свои чувства, которые только мог в те бело-черные клавиши, старался изо всех сил доставить людям эстетическое удовольствие. И как только я закончил играть, Артур сказал, что еще никогда не слышал такой низкопробной и неумелой музыки. Я так сильно разозлился на него, что не выдержал и набросился с кулаками. Он был в два раза крупнее и знатно меня отделал. Но его кровь тоже пролилась, вы не подумайте.

– И что же потом?

– Потом я больше никогда не играл, к большому сожалению.

– Почему?

– Каждый раз, когда я видел рояль или подходил к нему близко, я не мог прикоснуться к клавишам. Мне было страшно снова всех разочаровать своей игрой. И потом, скорее всего, мои руки уже забыли, как играть.

– Хочешь, Селена превратит твоего кузена в жабу? – эти слова вызвали улыбку на лице Стентона. – В муравья? В кого захочешь.

– Он не стоит вашей доброты.

– Доброты? – переспросила колдунья. – Нет. Это месть.

– Ты не поняла, – поправил ее Лоренс. – Доброта в том, что вы ходите заступиться за меня, хотя я доставил вам не мало хлопот. Да еще и пустил пулю в твою прекрасную ногу.

Она внезапно остановилась и отвернулась от Стентона. На минуту он подумал, что снова потерял ее расположение, сказав что-то не то. Девушка лишь смотрела куда-то вдаль на городские дома, нервно потирая костяшки побелевших рук.

– А каким был твой самый радостный момент в жизни?

Она хотела ответить честно. Очень хотела сказать ему, что была до беспамятства рада видеть его снова после стольких лет, что хотела обнять его и расспросить обо всем, что он пережил за эти долгие четырнадцать лет. Эти слова застряли в горле, как косточка от персика, неприятно царапаясь и мешая говорить правду.

Но в ее памяти всплыло то, что она смогла бы ему рассказать.

– Однажды мне приснился необычный сон. Кажется, это было около пятидесяти трех лет назад в конце марта. Тогда весна наступила очень рано, цветение шло полным ходом. Ночь была такой теплой, но иногда холодный ветерок приятно щекотал шею. Я видела небольшой каменный домик на берегу Ла-Манша. Был прекрасный багровый закат, с пролива дул потрясающий морской и теплый воздух, колыхая аккуратные кустики розы, которые были высажены у низкого каменного заборчика. Внутри все было такое уютное и родное, что казалось, я прожила там всю жизнь, хотя ни разу не видела этого места в действительности. Песчано-каменный берег там приятно ощущался на моих босых ногах. Мне было так спокойно, что хотелось остаться там навечно, никогда не просыпаться.

– В этом доме кто-то жил?

– Не знаю. И уже никогда не узнаю, к сожалению, – на удивление Лоренса, говоря об этом доме, ее улыбка была такой тусклой, как светлячок, но полной надежды на такое пристанище. – Но проснувшись, я ощущала себя счастливой. Я была рада, что выспалась и не видела разрывающие сознание кошмары. Селена даже боялась, что я заболела, ведь несколько дней к ряду не переставая улыбалась.

– Вы не могли бы оказать мне еще одну услугу? – серьезно спросил Лоренс. Розалинд спокойно посмотрела на него и медленно кивнула. – Улыбайтесь чаще. Прекрасней улыбки я еще не видел.

В его голове эта фраза звучала более непринужденно и на секунду он уже был готов принять пощечину, но ведьма лишь отвернулась в пол оборота и смущенно улыбнулась. Ее щеки стали отливать нежно-розовым румяном, лицо разгладилось, поза расслабилась.

– Ты встречал когда-нибудь человека с чистым сердцем, Лоренс?

– Полагаю, что нет.

– Однажды, я знала мальчика, у которого было чистое сердце, – у ее улыбки были оттенки, словно у осени. За последний час он наблюдал за ее мимикой, изучал, анализировал. Когда он сделал ей комплимент, эта улыбка отливала солнечным осенним утром, таким свежим и теплым. Когда она усмехалась, на ее губах он видел дерзкий ноябрь с сильными порывали ветра. А когда она вспоминала о чем-то хорошем, то ему виделся умиротворенный золотой октябрь, особенно вязкий и иногда дождливый. – Обычно все дети невинны, но этот ребенок отличался ото всех остальных.

– Расскажи о нем.

– Я встретила его совершенно случайно, когда тот плакал у дерева в лесу неподалеку от нашего дома. Не знаю, как он оказался, в такой чаще леса. Я следила за ним несколько минут, а он все не переставал плакать, будто у него кто-то умер. Такие горькие детские слезы, которые никого не оставляют равнодушным. Даже меня, – она сделала паузу, переводя прерывистое дыхание. – Я подошла к нему и спросила, почему он плачет. Он лишь судорожно ухватился за мою ногу и заплакал еще сильнее.

Ее рассказ был похож на отрывок из чьего-то дневника. Мгновение откровения, когда открываешь свои записи спустя много лет и рассказываешь