Потом началась общая суета, взволнованные расспросы и неменее взволнованные ответы, и вся эта фантасмагория продолжалась до тех пор,пока Рысаков не посмотрел на часы и не воскликнул:

– Так мы отменили сегодняшний спектакль или нет?

– Нет! – первой воскликнула Таня. – Я будуиграть! И не отговаривайте меня.

Глаза ее горели решимостью, и Рысаков с Будкевичем принялисьтак бурно ликовать, словно отмена сегодняшнего представления грозила обоимокончанием их творческой карьеры.

Дворецкий заявил всем, что остается с труппой и завтрапоедет вместе со всеми в Приозерск. А местная милиция продолжит расследоватьдело о нападении на Таню. Поскольку оказалось, что в областных органах уДворецкого есть связи, его обещали держать в курсе дела.

– Попробую сам во всем разобраться, – пообещалон. – Только сразу давайте договоримся – ничего от меня не скрывать. Чутьчто насторожит – сразу ко мне. Если, конечно, у вас хоть немного развиточувство самосохранения и если вы хотите, чтобы гастроли продолжались.

Кажется, все этого хотели. И даже Таранов, явно недовольныйвластным поведением Дворецкого, промолчал, хотя Таня была уверена, что оннепременно выскажется.

– Тебя я больше одну не оставлю, – безапелляционнозаявил Дворецкий, беря Таню под руку и ведя по лестнице вверх. – Сегодня впоезде поедешь со мной в одном купе. А завтра в гостинице, в Приозерске,возьмем двухместный номер. Ты ляжешь на кровати, а я в другой комнате надиване. Сплю я чутко, постоянно буду настороже. Кроме того, у меня естьпистолет.

– Самый главный аргумент, – буркнула Белинда, неотстававшая от них ни на шаг.

Друг за другом они вошли в номер, и Дворецкий тут же сказал:

– Шли бы вы, Белла, к себе. Тане отдохнуть нужно, всебя прийти. Ей сейчас не до болтовни с подружками.

– Да нет, пусть остается! – возразила Таня, мысликоторой разбегались в разные стороны. Она и сама толком не знала, чего сейчасхочет больше всего – снова обсуждать случившееся или лежать в горячей ванне,прикрыв глаза. Впрочем, для ванны времени, кажется, маловато.

– Нет, пусть отправляется. Тебе просто необходим отдых.

Вместо того чтобы возмутиться тем, что Дворецкийраспоряжается тут, как у себя дома, Белинда неожиданно скривила лицо и жалобносказала:

– Таня, пока тебя не было, он обзывал меня дурой!

– Я не обзывал! – воскликнул Валерий, глядя на двененатуральные слезы, выкатившиеся из глаз этой нахалки. – Я говорил, чтовы поступили безответственно, вот и все.

– Вот и все?! – слезы мгновенно высохли, и лицоБелинды налилось праведным гневом. – Вы меня все время унижали!Третировали! Заявили, что у меня вместо мозгов – куриный помет. Старалисьсмешать с грязью!

– С грязью я бы не смог, – пробормотал Дворецкий,смутно припоминая, что действительно говорил что-то про мозги. –Послушайте, сейчас не до ваших истерик. Тане необходимо собраться с силамиперед спектаклем. Если у вас есть сострадание…

Он не закончил фразу, давая Белинде самой решить – есть унее сострадание или нет. Уходя, она посмотрела на него так, словно он былслизнем, сожравшим целую грядку капусты.

Перед спектаклем все спрашивали Таню, как она себячувствует, и она отвечала, что хорошо. Она и вправду чувствовала себя неплохо.Главным образом потому, что на заднем плане постоянно маячил Дворецкий со своимпистолетом. Однако гораздо больше, чем наличие пистолета, Таню согревало егоолимпийское спокойствие. В его зеленых глазах таилась смелость воина, котораяво все времена притягивала женщин как магнит.

Хмурый Таранов, готовясь к выходу на сцену, ходилвзад-вперед по коридору, то и дело задевая «смелого воина» плечом. Тот делалвид, что ничего не замечает и только криво улыбался. В конце концов, Будкевич,которому страстно хотелось мира и спокойствия, не выдержал и, притиснув задирук стене, прошипел:

– Прекрати сейчас же! В конце концов, ты его разозлишь,вы подеретесь, получится безобразная сцена, и я буду за все отвечать!

– Кто он вообще такой? – буркнул Таранов.

– Приятель Прияткиной, – сказал Будкевич. –О, неплохой получился каламбур! А ведь я тебя предупреждал, Леша! Насчет егоприезда. Так что не валяй дурака и возьми себя в руки.

Таранов послушался, взял себя в руки и очень изящно отыгралспектакль, обретя в этот вечер кучу новых поклонников и поклонниц. Емуаплодировали дольше всех, и он немного оттаял.

После спектакля Маркиза устроила за кулисами публичнуюсцену, заявив, что не желает уезжать из города, оставив мужа в больнице подприсмотром какой-то там сиделки, у которой наверняка нет ни одной приличнойрекомендации. Все дружно принялись ее утешать и уговаривать. Утешенная, она всеже позволила себя уговорить и, сменив гнев на милость, отправилась в гостиницупаковать вещи.

Пока собирали чемоданы, Таня думала только об одном: стоитли рассказывать Дворецкому ВСЕ или же кое-какую информацию оставить при себе?Однако когда они, уставшие, погрузились наконец в поезд и оказались в купе одинна один, Валерий, глядя Тане прямо в глаза, сурово сказал:

– Хочу тебя попросить. Я понимаю, что в этой труппе вседо одного – твои друзья, ты знаешь их сто лет и в каждом уверена, как в себе.Однако ситуация складывается непростая, поэтому я прошу тебя быть со мнойабсолютно откровенной. Расскажи мне, пожалуйста, обо всем, что происходило втруппе с самого начала гастролей и до сегодняшнего дня.

– Ладно, – согласилась Таня и, закрыв лицо руками,длинно зевнула.

Хорошо, что первый спектакль в Приозерске запланировалитолько на послезавтра, так что целый день можно будет отдыхать и отсыпаться.

Белинда в поезде устроила настоящее светопредставление,пытаясь выгнать Дворецкого из Таниного купе и занять его место. Однако тот лишьснисходительно отбивался от ее нападок и крепость не сдавал. Даже вмешательствоТани не произвело на него никакого впечатления.

– Своим служебным положением пользуются только жалкиетрусы, – кричала, стоя в дверях купе, разъяренная Белинда.

– Вам нужно показаться врачу, – не остался в долгуДворецкий. – У вас повышенная реактивность. Ее лечат валерьянкой и контрастнымиобливаниями.

– Не вздумайте вызывать меня на допрос! Я все равно неприду.

– Чего вас допрашивать? Вы и так все выложите, если васхорошенько раздразнить.

– Следователя, который дразнит свидетелей, нужно отправитьна переаттестацию! – бросила напоследок вынужденная отступить Белинда, идверь купе гневно щелкнула за ее спиной.

Рысаков с Тарановым, наблюдавшие за этой сценой с маленькойплощадки перед туалетом, выразительно переглянулись.

– Каков гусь! Глядя на него, начинаешь верить, чтолюбовь – это великая сила. И прямо хочется снова влюбиться, – заявилТихон. – Совершать безумства, глотку драть…