В «жигуле» я прочитал адрес Вени Глаголева: Фестивальнаяулица. Тихо двигаясь в потоке машин по направлению к Ленинградскому шоссе, язакурил. Нора не перестает меня удивлять. Надо же, подарила квартиру соседке.Конечно, при ее доходах тридцать тысяч долларов, а подобная халабуда вряд листоит дороже, так вот, при ее доходах эта сумма ничего не значит. Напразднование своего шестидесятилетия она выбросила в два раза больше, но не вденьгах дело, в конце концов. Сделав широкий жест, она никогда не вспоминала онем, не ставила себе в заслугу. И потом, Элеонора всегда старалась казатьсяжесткой, этакая «железная леди». Чувства жалости к себе, даже сидя в инвалиднойколяске, хозяйка никогда не вызывала. Я считал ее малоэмоциональной,расчетливой бизнес-дамой. А оказывается, у нее сентиментальная натура. Внутрибронзовой статуи бьется горячее, ранимое сердце.

Часы показывали ровно два. Но, учитывая выходной день, шансзастать дома Веню Глаголева был велик. Наверное, мне просто везло, дверьраспахнул заспанный мужик в мятом спортивном костюме и, зевая, поинтересовался:

— Ну, случилось что-то? Только не говорите, что у васиз-за меня свет замкнуло.

Я улыбнулся.

Погода сегодня стоит просто отвратительная. Серое неботолстой периной навалилось на город. Из туч сыплется нечто, более похожее наледяную рисовую кашу, чем на хлопья снега. Под ногами чавкает месиво из грязи ссолью, и, несмотря на мороз, пронизывающая сырость пробирает сквозь одежду.Самое время давить подушку на диване, хотя лично я предпочитаю спокойноевремяпрепровождение с книгой.

— Ну, — повторил Глаголев, — чего там опятьстряслось?

— Простите, вы Вениамин?

— Точно.

— А я Иван Подушкин, секретарь Элеоноры АндреевныРодионовой, помните такую?

— Конечно, — ответил мужик и попытался пригладитьторчащие вихры.

— Можно войти?

— Валяй, вползай.

— Вы ведь знали Олю, дочку Норы? — поинтересовалсяя, оказавшись на кухне.

— Еще бы, — отозвался Веня, — в один классходили, а я в нее влюблен был, все портфель таскал.

— И Риту видели, дочь Ольги?

— Да в чем дело, наконец? — возмутилсяГлаголев. — Чего глупости спрашиваете? Ну как я мог ее не видеть, если всоседней квартире проживал? Всех их прекрасно знал, и Ольку, и ЭлеоноруАндреевну, и Ритку. Кто вы-то? Зачем интересуетесь?

— Риту убили, — спокойно сказал я.

— Ну не фига себе, — просвистел Веня. — Кто?

Я пожал плечами:

— Это-то Нора и хочет выяснить. Милиция палец о палецне ударяет, поэтому Элеонора и решила сама докопаться до сути.

— Козлы они, — вымолвил Веня, — ни на что неспособные, менты поганые, шкуры продажные. Вон у меня машину сперли, и чего?Никто даже и виду не делал, что ищет. На взятку намекали, да я не дал. «Жигуль»старый, копеечный, нехай пропадает. А что Элеоноре Андреевне от меня нужно? Яее очень уважал, такая деловая дама!

— Не стану долго нагружать вас лишней информацией,скажу только, что следы ведут в прошлое, в тот день, когда вы с Ольгой попали вавтокатастрофу, помните это происшествие?

— Такое забудешь, — крякнул Веня, — рад бы,да не получится.

— Можете рассказать подробности? Или трудно будет,все-таки восемнадцать лет прошло…

— У меня тот день перед глазами, как кино, частенькопрокручивается, — грустно сказал Веня, — в деталях помню, очень ясно.Все ругаю себя иногда. Не надо было мне ее слушать, следовало отказать. Дорогакак стекло выглядела. Все ругаю себя, ругаю, а потом вдруг успокаиваюсь.Судьба, значит, она бы и без меня отправилась. Вот слушай, как дело обстояло.

Венечка Глаголев безответно любил Олю с младших классов. Нодевочка считала соседа хорошим другом и не обращала ровным счетом никакоговнимания на его ухаживания. Носит портфель за ней, и хорошо. Решаетконтрольные, домашние по математике, еще лучше.

Потом Веня понял, что рассчитывать ему не на что, и завелсебе другую девочку, затем третью. Но Олечка все равно осталась лучшим другом.Кстати, и она считала парня близким человеком, поэтому и обратилась к нему спросьбой. Рано утром Оленька пришла к Вене и сказала:

— Будь другом, помоги.

— Чего надо? — спросил он.

— Свози меня в дачный поселок Воропаево.

— Далеко мотать?

— Примерно шестьдесят километров.

— Ну не фига себе, — присвистнул Веня. — Закаким чертом тебе в такую даль переть?

— Там гадалка живет, беременным судьбу предсказывает.

— Во, придумала глупость, — заржал парень, —совсем с ума сошла! Ты глянь, какая дорога! Нет, не поеду.

— Пожалуйста, Венечка, мне очень надо.

— И не проси. Ладно бы дело какое, а то глупость одна.

— Хорошо, — тихо сказала Оля, — извини забеспокойство.

В ее голосе прозвучала такая тоска, такая безысходность, чтопарень испугался и окликнул Олю:

— Эй, погоди, делать-то что станешь?

— На электричку сяду, — спокойно пояснилаона, — полтора часа всего, потом минут двадцать на автобусе, пешком совсемчуть, километра два, не больше.

— С ума сошла! — обозлился Веня. — Мозгипотеряла!

— Мне очень надо, — тихо пробормотала Оля.

Веня окинул бывшую любимую взглядом. Из-под старенькогоплатья выпирал огромный тугой живот, волосы, свисавшие вдоль щек, подчеркивалинездоровую, желтоватую бледность лица. Женщина, стоявшая в квартире Вени, малопоходила на обожаемую им хохотушку Олечку, первую заводилу всех школьныхпроказ, но это была она.

— Погоди, — буркнул Веня, — оденусь только.

— Спасибо, — повеселела Оля, — ой, какоеспасибо.

До Воропаева доехали без особых проблем. Правда, Веня весьвзмок. Права он получил совсем недавно, с машиной управлялся кое-как, а дороганапоминала каток.

Возле указателя «Воропаево» Оля попросила:

— Видишь сельпо? Встань там, на площади, одной веленоприходить.