Глаголев запарковался возле приземистого облупленногоздания. Ольга ушла. Ее шофер сначала заглянул в сельпо и обнаружил там наполках рыбные консервы «Частик в томате», болгарские сигареты «Опал» и кускивонючего черного хозяйственного мыла. Шел 1982 год, о продуктах и товарномизобилии население СССР даже и не мечтало. Веня хотел было купить пачкусигарет, но продавщица воспротивилась:

— Много вас тут мимо ездит! Это только для членовсельской промкооперации, бери «Дымок».

Но Веня не захотел покупать табачное крошево, засунутое вгазетную бумагу, поэтому несолоно хлебавши вернулся в машину, включил радио имирно заснул под бодрое пение хора имени Пятницкого.

Разбудил его холод. Веня открыл глаза и увидел, что дверь вмашину открыта, а в салон садится серая, словно неживая Ольга.

— Что случилось? — испугался парень.

— Потом, — напряженно сказала девушка, —давай, гони отсюда, только умоляю, скорей.

Глаголев послушно понесся вперед, но километров через пятьпритормозил и спросил:

— Чего такая перевернутая? Нагадали тебе глупостей?Говорил же, не надо ездить, а ты…

Но тут Ольга разрыдалась и выложила все про любовника иуколы. Ну а потом она попыталась покончить с собой, выпрыгнув на дорогу. Веня ухватилее за пальто…

Авария произошла на въезде в Красномосковск. ОбезумевшийГлаголев с ужасом увидел, что залитая кровью Оля потеряла сознание. Выскочив измашины, он бросился к первому дому, стоящему метрах в ста от места трагедии. Кего огромной радости, это оказалась сельская больница. Веня отдал Ольгу в рукиврача, а сам рухнул в коридоре на стул. Он просидел там почти шесть часов, покане узнал страшную новость: Оля умерла.

— Она не назвала имя любовника? — спросил я.

— Нет, — ответил Веня, — наоборот, повторила,что никому не скажет, в особенности матери.

— Может, адрес упомянула?

Веня вновь покачал головой:

— Нет, велела у магазина ждать, я и не лез. Думал, ивпрямь к какой-то бабке подалась.

Я приуныл.

— Совсем ничего? Может, хоть словечко обронила? Ну, кпримеру, дом с зелеными ставнями, во дворе колодец, — цеплялся я запоследнюю надежду.

— Нет, — протянул Веня, — хотя, погодите,петух!

— Какой петух? — изумился я.

— Ольга, когда все рассказала и пересталаплакать, — пояснил Веня, — вдруг сказала: — «Петух там такойстрашный, прямо жуть берет. Я калиткой хлопнула, а он завертелся со скрипом».

— Птица? — удивился Веня. — Вертелась соскрипом?

— Железная, — тихо ответила Ольга, — флюгер.Только отчего-то не на крыше приделан, а на калитке.

Это была последняя фраза, которую Веня услышал от спутницы.Потом началась истерика, и произошла авария.

Как Веня ни старался, ничего интересного он больше вспомнитьне смог, и я ушел.

В пять часов я должен был заехать к Люси, чтобы вестидевушку в «консерваторию». До встречи еще имелось время, но я не успевал домой,поэтому тихо поехал по улицам, выискивая место, где можно перекусить. Небольшой я любитель сети общественного питания, но есть хотелось безумно. Глазупал на большую вывеску «Макдоналдс». Ну уж ни за что, возмутился мозг, тольконе в заведение пронырливого американца, забивающего желудки наивных людейотвратительными булками с излишне жирными котлетами, но нога сама нажала натормоз.

Есть в переполненном зале я не стал, взял пакет в машину ипринялся поглощать «картофель по-русски» в гордом одиночестве. Вы не поверите,но печеные клубни с белым соусом на вкус оказались совсем даже ничего. Не такплохо было и куриное филе — обжаренные в сухарях кусочки. К ним тоже полагалсясоус, на этот раз острый. Быстро съев обед, я увидел, что служащая забылаположить салфетки, и, абсолютно не задумываясь, облизал пальцы. В ту же секундумне стало смешно, видала бы сейчас Николетта своего благовоспитанного сыночка.Ест руками, без вилки и ножа, да еще слизывает жир. Ей-богу, старательноизображая из себя детектива, я приобрел и соответствующие замашки. Самоеинтересное, что меня это теперь не коробит. Раньше я, даже наедине с собой, был«застегнут на все пуговицы», но теперь, образно выражаясь, снял пиджак и влез вхалат, этакий удобный, мягкий, уютный, застиранный.

Значит, птица на калитке. Очень шаткая примета, прошловосемнадцать лет. Флюгер мог сломаться, деревяшка сгнить, а дача сгореть. Нодругого-то следа у меня нет.

После сытной еды сигарета показалась особенно вкусной. Явыпустил дым и стряхнул с сиденья крошки. На мой вопрос:

— Вы знали, что у Оли родились близнецы? — Веняответил:

— Конечно.

— Кому-нибудь рассказывали, что девочек было двое?

— Нет.

— Почему?

— Элеонора Андреевна просила.

— Да?

— Ага, — подтвердил Веня, — пришла ко мнеутром, перед похоронами, рано-рано, около семи.

Заспанный парень открыл дверь.

— Извини, бога ради, за вторжение, — нервносказала соседка.

— Ерунда, — пробормотал Веня, — что-тослучилось?

— Хватит, — отрезала Нора, — в моей жизни ужевсе несчастья произошли. Просьба у меня к тебе.

— Да, конечно, — забормотал Веня.

Парень чувствовал себя безумно виноватым. В конце концов,именно он сидел за рулем машины и мог считаться виновником происшествия.

— Ты ведь знаешь, что одна девочка умерла?

Глаголев кивнул.

— Так вот, очень прошу, никому не говори про двойню.

— Но Олька сама могла кое-кому растрепать!

Элеонора покачала головой:

— Нет, во-первых, она только недавно узнала, чтомладенец не один. Как-то они там неудачно лежали, доктор плохо сердцебиениеплода слышал, а на ультразвук я ее не отправляла, нужды не видела. А во-вторых,Ольга ни с кем последние месяцы не общалась. Так что о двойне знаем только ты ия.

— Еще врач, — напомнил Веня.

— Ну, Красномосковск хоть и близко, да далеко, —вздохнула Нора. — Пожалуйста, не трепись.