– По первому пункту скажу вот что… – Леха слез состола и навис над сидящим Марком. – Даже неоказание помощи умирающему –подсудное дело. Так что с юридической точки зрения Габриель – преступник. Онсовершил несколько убийств и должен быть за это наказан. Что же касаетсявторого пункта, то тут тоже все предельно ясно. Вы, как законопослушныйгражданин, сразу после смерти Сидорова должны были пойти в милицию и всерассказать…

– Ничего я никому не должен, – огрызнулсяМакс. – И вообще… – Он ткнул пальцем в лежащий перед Митрофаномпротокол допроса. – Я ничего подписывать не буду, ясно? Я очень жалею, чтоподдался на вашу провокацию и все вам выболтал!

Марк все это время крутил в руках коммуникатор и тут вдругбыстро-быстро защелкал клавишами. Ни Смирнов, ни Голушко не успели вовремясреагировать, а когда Леха подскочил к Радову, тот уже успел сделать то, чтопланировал.

– Все, мальчики-зайчики, – хмыкнул он, – мойпрофайл на сайте удален. Так что, если вы конфискуете мой коммуникатор, ничегоне докажете! Да и не имеете вы на это права… У вас ордера нет. А пока вы будетеего подписывать, я себе адвоката найду. И хрен вы меня в изолятор упечете!

С этими словами он поднялся со стула и направился к двери.Смирнов насмешливо бросил ему в спину:

– Куда помчались, гражданин Радов? Без подписиследователя на пропуске из здания вас все равно не выпустят!

Макс развернулся. Его губы дрожали. И Митрофану, и Лехе былоясно, что это от гнева, но Смирнов не сдержал ехидного возгласа:

– Только не расплачьтесь!

Радов бросил на Леху испепеляющий взгляд, однако промолчал.Без слов он прошествовал к столу старшего следователя и кинул перед ним свойпропуск. Митрофан, выдержав паузу, черкнул на бумаге подпись.

– Мить, ты че? Зачем? – накинулся на него Леха,когда за Радовым захлопнулась дверь. – Могли бы еще потрясти…

– Пусть катится, Лех, – сказал тот. – Большемы все равно от него ничего не узнаем… – Он ткнул пальцем в стул, скоторого Макс только что встал. – Сядь лучше, поговорим.

– Нет, ну какой гаденыш, а? Мерзкая рожа! Нервы он себещекочет… – Леха сплюнул. – Гнида!

– Ты чего раздухарился, Смирнов? В словах Радова естьопределенный смысл. Люди решили умереть, он – поиграть в русскую рулетку, вседобровольно, и, значит, никто не виноват. Даже Габриель!

– Ты, Голушко, с дуба рухнул? Как это Габриель невиноват, ты че?

– С юридической точки зрения, бесспорно, да. Но счеловеческой…

– Тоже, Митя, виноват! – яростно возразилЛеха. – С человеческой точки зрения я могу оправдать врачей, которыхзасудили за эвтаназию. Молодцы, помогли смертельно больным, измучившимся людямуйти из жизни. Но тут-то совсем другое! Молодые, здоровые! Если б не этотГабриель, они б так и жили. И, глядишь, через день, месяц, год передумали быумирать. У Сидорова бы все наладилось в бизнесе и семье, Петя нашел бы друзей,подруг или любимую работу, Инесса написала поэму, которую напечатали бы вжурнале, Оля встретила бы хорошего человека и вышла за него замуж…

– Да… Олю особенно жаль. Ведь она передумала умирать…

– Вот видишь! А ты «по-человечески, по-человечески»… И,главное, еще один человек умрет. Конечно, если это будет Радов, я не заплачу,но, сдается мне, этот козлина выйдет сухим из воды.

– Кстати, откуда ты узнал, что он бывает на сайте? Аглавное, как догадался, под каким ником?

– Не наблюдательный ты, Голушко! Неужели не рассмотрелтатуировку на предплечье Радова?

– Нет. Он же всегда в рубашках или футболках, в майке яни разу его не видел.

– Я тоже. Но когда рукав задирался, можно было кое-чторассмотреть… – Леха скрестил руки на груди и торжественно выдал: – УРадова на предплечье вытатуирована игральная карта. Туз пик! Я сразу подумал:ого, в нашей колоде как раз такой и не хватает! Потом на сайт заглянул, смотрю,там бывает пользователь с ником Пиковый Туз. Так я понял, что это именно МаксРадов!

– Да, Леха! Попал ты пальцем в небо, иначе и нескажешь.

– Но ведь попал!

– Выражаю тебе за это благодарность, – усмехнулсяМитрофан. – А теперь давай решать, что предпринять, чтобы предотвратитьпоследнее преступление.

– А что мы можем предпринять? Разогнать отдыхающих«Эдельвейса» по домам нам никто не даст. Комендантский час ввести – тоже.

– Комендантский час не поможет. Петя, насколько тыпомнишь, был убит после завтрака. То есть средь бела дня.

– Охрану усилить не мешает. И кого-нибудь из наших надоотправить в дом отдыха. Пусть наблюдают.

– Слушай, а может, уже поздно? Вдруг последняя жертвауже умерщвлена? – Митрофан поднялся и стал хлопать по брючнымкарманам. – Ведь до этого покойники появлялись каждодневно…

– Ты что-то ищешь?

– Телефон! Блин, где он? Неужто дома забыл?

– Мить, вон он, торчит у тебя из нагрудного кармана!

– А, точно! – Митрофан вытащил аппарат и сталнабирать отцовский номер. – Бать, здорово! – поприветствовал онБазиля, когда тот откликнулся. – Как дела? Хорошо? Никаких происшествий?Круто! Прям не верится… Ладно, пап, отдыхай… Сколько, кстати, тебе осталось?Завтра уже домой вернешься? Вот и отлично, мы уже соскучились. Все, пока!

Отключившись, Голушко убрал телефон в карман и принялсянервно теребить усы.

– Чего это с тобой, Митрофан Василич? –поинтересовался Леха. – Загрустил вдруг? Радоваться надо, а ты носповесил…

– Чему радоваться-то?

– А тому, что день хорошо начался – в «Эдельвейсе» ниодного нового покойника, а значит, он и закончится так же…

– Вот в этом, Леха, я сомневаюсь! – тяжеловыдохнул Митрофан. – Чует мое сердце, беда случится именно сегодня…

– Вот семейка! Василь Дмитрич носом чует, МитрофанВасилич сердцем… – Леха вскочил со стула и, хлопнув себя по пятой точке,гоготнул: – А я задницей чую, все будет ништяк!

И, сцапав с тарелки последнюю печенюшку, покинул кабинетстаршего следователя.

Он слышал каждое слово! Не только те реплики, которыевыдавал Василий, но и те, что произносил его сын, старший следователь. И на сейраз дело было не в его феноменальной способности различать даже самые тихиезвуки, просто старший Голушко находился всего в полутора метрах от Габриеля, ау аппарата, по которому он разговаривал, была отличная слышимость.

Когда Василий на вопрос сына: «Сколько, кстати, тебеосталось?» – ответил: «Завтра уже буду дома!», Габриель еле сдержался, чтобы невыругаться вслух. Разочарование, по всей видимости, отразилось на его лице,потому что старик посмотрел на него с некоторым недоумением. До этого ониболтали о рыбалке. И когда у Василия зазвонил телефон, Габриель деликатноотошел на два шага, чтобы дать тому спокойно пообщаться с сыном.