— Сопротивляешься, не поддаёшься.

— Чему сопротивляюсь?

— Любви, Анита. Тебе очень не нравится, когда тыкого-то любишь. Не знаю, почему, но это так.

На это у меня ответа не было.

— Я пойду посмотрю, как там Грегори. Либо Дамиан ужеспит, либо его сожрал.

Он пытался шутить, но глаза его выдавали. Однако Ричардповернулся и вышел, исчез в полумраке гостиной.

Вдруг стало очень, очень тихо. Если Мика и стоял рядом сомной, то ни один звук его не выдавал. Я знала, что он там, но он, наверное,задержал дыхание, ожидая, что я сейчас что-нибудь скажу или что-нибудь сделаю.Беда была в том, что я не знала, что делать.

Натэниел прошёл мимо меня, не сказав ни слова. Он нёс стопкутарелок, зеленого и синего стекла, и стал расставлять их на столе передстульями — синяя, зелёная, синяя, зелёная. Он обошёл стол поодаль от меня, ипоставил последнюю тарелку во главе стола на почтительном от меня расстоянии. Ястояла, как идиотка какая-то, будто приросла к месту, и язык отнялся. Не моглая признаться в бессмертной любви, потому что не это я сейчас чувствовала. Неэто.

Он чуть шагнул в сторону от стола и вдруг оказался прямопередо мной, и обдал меня ароматом ванили, и не от печенья. Лицо у него былосерьёзное, только глаза чуть смеялись, когда он наклонился ко мне и поцеловалменя, стоящую столбом, как идиотка, в щеку. Я боялась. Дико боялась, что онпотребует сейчас сказать, что я его люблю, или что-нибудь столь же смехотворноеили столь же немыслимое. Но он ничего такого не сделал — только поцеловал меняи отодвинулся с улыбкой.

— Мне сотни людей говорили, что любят меня, но это быланеправда. Они просто хотели мной попользоваться. Ты никогда не говорила вслухэтих слов, но ты их имела в виду.

Загудел таймер духовки, и Натэниел отвернулся с улыбкой.

— Печенье готово!

Он взял посудное полотенце и вытащил готовые бисквиты. Онибыли золотисто-коричневые, и запах от них наполнил кухню. Натэниел вытащилвторой противень, закрыл духовку и посмотрел на меня.

— Я знаю теперь твои чувства ко мне, потому что тыскорее умерла бы, но не произнесла этих слов при Ричарде, если бы это не былаправда. Если ты никогда не скажешь их снова, я всегда буду благодарен, чтооднажды их услышал.

Он направился к затемнённой гостиной:

— Скажу всем, что завтрак готов. — У двери оностановился и повернулся, скалясь во весь рот, как никогда я раньше не видела.Одно случайное признание, и он уже наглеет. — Но я все равно хочу полнойблизости.

И он исчез за дверью, оставив за собой тихий звук мужскогосмеха.

Мика подошёл ко мне:

— Анита, ты как? — Я не ответила, и он взял меняза руки выше локтей. — Погляди на меня.

Я моргала слишком сильно и быстро, но на него я посмотрела.Слишком быстро двигались предметы. Я схватилась за него и сказала первое, чтопришло в голову:

— Если я сейчас упаду в обморок, Ричард решит, что этоиз-за него.

— Ты в обморок не упадёшь. С тобой такого не бывает.

Заканчивая эту фразу, он уже усаживал меня на стул. Я немешала ему, потому что как-то все передо мной расплывалось. Не хотелось мнесейчас сидеть и завтракать с ними со всеми. Мне нужно было время подумать, аединственный способ его получить — это спрятаться у себя в спальне. Прятаться ятерпеть не могу. Черт меня побери, впервые в жизни мне захотелось быть не такойупрямой и не такой храброй.

Когда все вернулись, у меня голова лежала между колен. Я непотеряла сознание, но, сидя напротив Ричарда и глядя, как Клер намазывает емупеченье маслом, я об этом жалела.

Натэниел выложил столовые приборы, принёс ещё кофе,проверил, что на столе не меньше шести видов джема, желе и варенья. С каких этопор у меня в холодильнике завелось желе из красной смородины? Глядя на мужчину,хлопочущего у меня в кухне, я сама себе ответила: с тех пор как продуктыпокупает Натэниел.

Отчасти мне хотелось сорваться и удрать, но где-то в глубинеещё жива была та частичка меня, которая не даёт мне быть полной заразой, и онасейчас думала, делают ли белые кружевные фартуки такого размера, чтобыпоместились плечи Натэниела? Раз уж он изображает из себя Миссис Хозяюшку, такему же нужен передник, а может, и нитка жемчуга? От этой мысли я прыснула и немогла остановиться, и объяснить, отчего смеюсь, тоже не могла. В конце концовмне пришлось извиниться, встать и выбежать, затыкая себе рот. Когда Мика менянашёл, смех опять сменился слезами. Натэниел не пришёл нас искать. Я была рада,только немножко я все же ждала, что он сейчас войдёт. Я была готова на него заэто разозлиться и расстроиться, если он этого не сделает. Иногда я сама себя непонимаю.

Мика попытался выманить меня из спальни обещанием завтрака иуговорами, что не могу же я весь день там прятаться. Наверное, это замечаниенасчёт прятаться меня достало. Я ему сказала в глаза, что он нарочно про этовспомнил, и он ответил:

— Конечно. Натэниел не ожидает, что ты бросишься передним на колени с предложением. Его устраивает то, что есть.

— А вот и нет. Он хочет секс.

Мика протянул мне руку с видом чуть слишком серьёзным.

— Не понимаю, почему ты не отдаёшь ему этого последнегокусочка.

Я не взяла его руку — даже скрестила руки на животе ипосмотрела на него сердито:

— Последний кусочек. Ты говоришь так, будто это ерунда.

Он присел передо мной:

— Анита, я тебя люблю, ты это знаешь.

Если серьёзно, то я этого не знала. Кто-то может вести себятак, будто тебя любит, но ты никогда не знаешь, настоящее это или нет. Вслух яэтого не сказала, но что-то в моих глазах или жестах сказало это за меня,потому что Мика придвинулся ко мне. Ближе, ближе, и оказался у меня на коленях,обхватив меня ногами за талию. Я не могла удержаться от смеха — ради чего,конечно, он это и устроил.

Я обняла его за талию, он положил руки мне на плечи. Ногиего за моей спиной прижимали меня к нему близко-близко.

— Ты же понимаешь, что в этой позиции секс неполучится, разве что аппаратурой поменяемся.

— Иногда нужен не секс, Анита, а просто быть рядом.

— А это уже девичья реплика.

— Не тогда, когда девушка — ты, а молодой человек — я.

Я сама почувствовала, что лицо у меня становится серьёзным инесчастным.

— Я не знаю, как это делается.

— Что? — спросил он.

— Ричард прав, я не знаю, как это — любить кого-то.Плохо умею.

— Ты все умеешь отлично, кроме как это признать, —сказал он, прижался ко мне ещё теснее, и я почувствовала, что он рад менявидеть.