Она села на стул, где сидел до того Ричард, откуда видны вседвери и при этом открывается вид из окна. Или это он случайно так сел, апричину я домыслила. Вряд ли Ричард думал об осторожности, когда выбирал место.А может, я к нему опять несправедлива. Ладно, проехали.

Ронни не снимала очки, хотя здесь солнце не слепило. Светлыеволосы свисали прямые, густые, и будто она их расчесала, но ничего больше неделала, и концы не завивались вверх, как она любит. Ронни почти никогда так невыходит. А сейчас она сгорбилась над столом, где стояла чашка с кофе, какжертва похмелья.

— Печенье будешь? — спросила я.

— Он в самом деле готовит?

Я чуть не сказала: бывала бы ты здесь почаще, сама знала бы,но я сегодня хорошая.

— Да, готовит. Он продукты покупает, продумывает меню,и почти вся домашняя работа на нем.

— Ну-ну, просто богиня домашнего очага.

И голос у неё был противный при этих словах.

Я решила быть помягче, раз она страдает, и пусть она решиламеня достать, я все равно не хотела сегодня ссориться с Ронни.

— Мне нужна была жена, — сказала я, сохранивспокойный голос.

— Всем нам, — ответила она уже без яда и сделаламалюсенький глоток. — Вряд ли я смогу сейчас есть.

Я тоже глотнула кофе, побольше, и спросила:

— Ладно. У тебя есть план, как пойдёт этот разговор?

Она посмотрела на меня, все ещё не снимая очков, и глаз её яне видела.

— Ты в каком смысле?

— Ты хотела говорить. Я так понимаю, что о Луи и о том,что было вчера вечером?

— Да.

— Тогда говори.

— Не так это просто.

— Ладно, тогда можно мне задать вопрос?

— Смотря какой.

Я набрала в грудь воздуху и взяла быка за рога:

— Почему ты отказалась от предложения Луи?

— И ты туда же.

— В смысле?

— Ты сейчас тоже скажешь, будто думала, что ясоглашусь?

Я хотела снять с неё очки, посмотреть в её глаза, увидеть,что она на самом деле думает.

— Вообще-то да.

— Но почему, ради всего святого?

— Потому что никогда ни с кем не видела тебя такойсчастливой так долго.

Она резко отодвинула кофе, будто и на него разозлилась.

— Я была счастлива тем, что есть, Анита. Зачем ему надобыло все менять?

— Вы ведь вместе проводили больше ночей, чем порознь? Яправа?

Она только кивнула.

— Он сказал, что предложил сначала съехаться. Почемубыло не попробовать?

— Потому что мне нравится моя берлога. Я люблю Луи, нозверею, когда он занимает мой шкаф, мою аптечку. Он под свои вещи занял дваящика комода.

— Вот сволочь! — возмутилась я.

— Не смешно.

— Не смешно, сама знаю. Ты ему сказала, что тебе нехочется, чтобы он перевозил к тебе свои вещи?

— Пыталась.

— Ты хочешь, чтобы он ушёл, совсем из твоей жизни?

Она покачала головой:

— Нет, но хочу вернуть свою квартиру — такую, как онабыла. Не хочу приходить домой и видеть, что он переложил все в шкафу, чтобылегче было найти. Если я хочу перекопать каждый ящик, чтобы найти томат-пасту,это моё дело. А он даже не спросил, просто прихожу я однажды домой, а он вкухне все переставил. Я ничего найти не могла. — Она сама слышала, какоймелочной обидой это прозвучало, потому что сдёрнула очки и выдала мне всю силунаполненных страданием серых глаз. — Ты считаешь, что это глупо?

— Нет, ему следовало бы тебя спросить перед тем, какнаводить порядок.

Тот факт, что Натэниел не только все устроил у меня в кухнепо-своему, но и выбросил все, что счёл неподходящим, афишировать не стоило.

— Я была счастлива встречаться с Луи, но выходить замужне хочу ни за кого.

— Окей.

— Окей — и все? Ты не пытаешься меня уговорить?

— Слушай, я сама под венец не рвусь, так чего я тебябуду туда толкать?

Она всмотрелась мне в лицо, будто выискивая признаки лжи.Ронни побледнела, глаза у неё запали, будто она спала в эту ночь не большеМики.

— Но ты же разрешила Мике к тебе переехать.

Я кивнула:

— Да.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем тебе надо было, чтобы он к тебе переезжал? Ядумала, ты не меньше меня любишь независимость.

— Я осталась независимой, Ронни. Переезд Мики этого неотменил.

— Он не пытается тобой командовать?

Я посмотрела на неё недоуменно.

— Прости, Анита, но мой отец вёл себя с матерьюпо-свински. Я видела её фотографии на сцене, когда она училась в колледже. Онаочень хотела играть, но ему не нужна была жена, которая работает. Ей полагалосьбыть совершеннейшей хозяюшкой. Она это ненавидела, и его тоже ненавидела.

— Ты — не твоя мать, — сказала я, — а Луи —не твой отец.

Иногда в разговорах по душам приходится говорить очевидное.

— Тебя там не было, Анита, ты этого не видела. Онастала искать утешения в бутылке, а он не замечал, потому что с виду все было впорядке. Она никогда не буйствовала, никогда не валялась пьяной. Ей простонужно было постоянно поддавать, чтобы прожить день, а потом ночь. Как этоназывается, функционирующий алкоголик.

На это я не знала, что сказать. Мы давно пересказали другдругу все свои печальные истории. Она знала все о смерти моей матери, о том,как отец мой женился на этой снежной королеве — моей мачехе, о моей идеальнойсводной сестре. Все свои детские семейные горести мы давно друг другу поведали.И все это я знала, так зачем вспоминать опять? Затем, что предложение Луи этокак-то всколыхнуло.

— Ты мне пару месяцев назад говорила, что Луи — совсемне то, что твой старик.

— Да, но он все равно хочет мною владеть.

— Владеть, — повторила я. — Что это значит —владеть?

— Мы встречаемся, у нас классный секс, мы любимобщество друг друга, зачем ему ещё ко мне переезжать или заставлять меня занего выходить?

На лице Ронни отразилось что-то похожее на самый натуральныйстрах.

Я взяла её за руку, стиснутую в кулак.

— Ронни, он тебя не может заставить.

— Но если я на что-нибудь не соглашусь, он уйдёт. Либомы движемся к чему-то, либо он уходит. Вот так он пытается меня вынудить выйтиза него замуж.