class="p1">Когда в Чикаго тебе предлагают войти в денежное дело – это верный признак особого расположения. Но я не мог положиться на Кантебиле, не мог найти верный курс к его витающему по квартире духу. Он был возбужден до крайности, в сущности – еще один потенциальный пациент клиники для душевнобольных. Я и сам не в форме. Мне подумалось, что вчера Кантебиле затащил меня на строящийся небоскреб не для того, чтобы попугать, а чтобы пустить по ветру полусотенные бумажки. Может, он испытывает и сейчас такой же прилив вдохновения, как вчера? Какую штуку он намерен выкинуть сегодня? Так или иначе, Кантебиле, вероятно, чувствовал, что вчерашние события соединили нас какими-то почти мистическими узами. В древнегреческом такие узы выражаются несколькими словами – philia, agape и другими (я вспомнил, как трудяга Тиллих толковал различные оттенки их значений, что всегда путало меня). Я хочу сказать, что на данном этапе развития человеческой цивилизации philia выражается, особенно у нас, на благословенной земле Америки, в предпринимательстве и коммерческих сделках. К этой картине я тоже добавил несколько мазков, поскольку старался разобраться, чем вызваны поступки людей. Что до agape, жертвенной бескорыстной любви, то ее почему-то подзабыли.

Я посмотрел на часы. До приезда Ренаты еще сорок минут. Она явится надушенная, накрашенная, даже величественная в одной из своих необъятных шляп. Я не хотел, чтобы Кантебиле знакомился с ней. С другой стороны, не знал, хорошо ли ей знакомиться с ним. Если Ренату заинтересовал какой-нибудь мужчина, она долго смотрит на него не отрываясь. Это результат ее воспитания. Женскими чарами Рената обязана своей матери, которая требовала, чтобы ее звали сеньорой. Хотя если у женщины такие хорошенькие глазки, то и методы обольщения у нее свои собственные. В методе Ренаты равную роль играли целомудрие и страсть. Главное же, однако, заключалось в другом – я не хотел, чтобы Кантебиле видел стареющего мужчину с молодой красоткой и использовал это, как говорится, в своих целях.

Поймите меня правильно: я говорю как человек, который недавно увидел свет. Речь не идет о каком-то озарении свыше. Я имею в виду внутренний свет, тот, что трудно описать словами, особенно в таком повествовании, как это, где фигурирует множество неопределенных, обманчивых, вздорных людей, вещей, событий. Этот свет был естественен, как дыхание. Он проглянул ненадолго, но принес мне беспричинную радость. Мало того, все смешное, несправедливое, отталкивающее, болезненное, что есть во мне, все безумства, которым я охотно предавался, все это теперь уравновесилось. Я говорю «теперь», хотя давно понял, что значит для меня этот свет. Впоследствии я забыл, что первое десятилетие буквально купался в нем. Однако этот дар, этот талант, эта ярко выраженная способность видеть были принесены в жертву зрелости и реализму, иными словами – практичности, самосохранению, борьбе за существование. И вот сейчас обнаружилась тщета самосохранения. Сохранение чего и чего ради?

Кантебиле и Полли ненадолго оставили меня в покое. Он объяснял ей, как можно организовать небольшое выгодное акционерное общество для защиты моих доходов. Об обычных способах сохранения сбережений он отозвался с презрительной гримасой, какую корчат итальянки из рабочего класса, тыча при этом себя в щеку тремя пальцами. Серьезное дело – охранять имущество от врагов: Денизы, ее адвоката, людоеда Пинскера и, может быть, даже от самого судьи Урбановича.

– Мои источники доносят, что судья играет на ее поле. Может, даже взятки берет. Известно, какие делишки творятся вокруг. А что варится на судейской кухне – одному Богу известно. Чарли, ты не думал о том, чтобы перебраться на Каймановы острова? Там почище Швейцарии будет. Ни за что не положу свои денежки в швейцарский банк. Русские побили нас в этой разрядке и скоро двинут в Европу. Можем заранее попрощаться с вьетнамскими и иранскими деньгами, с вкладами черных полковников и арабскими нефтедолларами. Нет, покупай на Кайманах домик с хорошим кондиционированием, запасись антиперспирантами и живи-поживай.

– А деньги? – спросила Полли. – У него хватит для этого денег?

– Не знаю. Наверное, хватит, если в суде с него седьмую шкуру спускают, причем без анестезии. Даю тебе хороший совет, Чарли. Сейчас сильно оживился рынок товаров широкого потребления. Заключи для начала несколько пробных контрактов. Я лично там порядочно подзаработал.

– Подзаработал – на бумаге. Да и то, если Стронсон ведет честную игру, – вставила Полли.

– О чем ты говоришь? Стронсон – мультимиллионер. Ты его долину в Кенилуорте видела? Диплом Гарвардской высшей административной школы у него на стене видела? Вдобавок он проворачивает дела для мафии, а с теми ребятами шутки плохи, кого хочешь приструнят. Не, он мужик правильный. Один из директоров Среднеамериканской биржи ширпотреба. Я дал ему двадцать кусков, и за пять месяцев он удвоил эту сумму. Я тебе принесу рекламные матерьяльчики о его компании. Знаешь, – обратился он к Полли, – Чарли стоит только пальцем шевельнуть, деньги к нему сами липнут. Ты забыла, у него пьеса на Бродвее была. А потом еще кассовые сборы от проката кинофильма. Почему снова не попробовать? Посмотри на эту кучу бумаг. Они тоже кое-что стоят. Может, у него под носом золотая жила. Кстати, Чарли, ты, кажется, сценарий состряпал со своим дружком фон Гумбольдтом Флейшером?

– Это кто сказал?

– Жена. Она у меня ученая. – Я не мог сдержать смеха. Тоже мне сценарий! – Помнишь?

– Помню, помню. А откуда твоя жена узнала об этом? От Кэтлин?..

– Миссис Тиглер сейчас в Неваде. И моя жена тоже в Неваде, берет у нее интервью. Люси там уже неделю, остановилась на ранчо миссис Тиглер. Та одна там хозяйничает.

– Одна? А где же Тиглер – уехал?

– Уехал, насовсем. Помер он.

– Умер? Бедная Кэтлин, опять вдова. Не везет старухе. Жалко мне ее.

– Миссис Тиглер о тебе тоже добром вспоминает. Люси сказала ей, что мы с тобой знакомы, и она передает тебе привет. Ничего не хочешь ей передать? Мы с Люси каждый день по телефону разговариваем.

– От чего Тиглер умер-то?

– Застрелили его. Несчастный случай на охоте.

– Похоже, он всегда увлекался охотой. Когда-то даже ковбоем был.

– Говорят, противный был мужик?

– Очень может быть.

– Ну и не будем горевать, правда? Хватит того, что Кэтлин жалеешь… Так как все-таки насчет того кино, которое вы с Флейшером состряпали?

– Да-да, расскажите! – попросила Полли. – О чем оно? Две таких головы сотрудничают – это здорово!

– Да так, чепуха. Ничего интересного. Одни хохмы. Это мы в Принстоне развлекались.

– А у тебя, случаем, экземплярчик не сохранился? Сам автор часто не знает, что у него получилось – в смысле возможности продать.

– Продать? Минули золотые голливудские деньки. Теперь таких сказочных гонораров не платят.

– Коммерческую сторону дела предоставь мне, – возразил