отнести на счет станка, указав на то, что он не отвечает необходимым техническим характеристикам, предусмотренным планом работ или технической инструкцией. В таком случае станок необходимо модернизировать или заменить. Действительно, констатация беспорядка, недостаточной согласованности во взаимо-положении людей и вещей, вовлеченных в ситуацию, обычно приводит к пересмотру ситуации и к сомнению по поводу самих людей и вещей. При разбирательстве (proces) может быть оспорено не только положение величия людей и вещей, но и их объективные качества. На этом втором этапе процесс оспаривания напоминает научную дискуссию (controverse scientifique). Причем такая дискуссия может возникнуть в любом из рассматриваемых нами миров, принимая при этом различные формы.

В центре подобных дискуссий оказываются вопросы о том, какие факты можно принять в качестве легитимных доказательств, и о том, что следует отнести к случайным второстепенным обстоятельствам, не являющимся релевантными для разрешения спора. Вернемся к примеру с рабочим и станком. Спор может завязаться по поводу случайных обстоятельств, которые могли в данной ситуации нарушить порядок испытания и повлиять на эффективность труда рабочего (болезнь) или же на работу станка (непогода). В споре можно выяснить, утратили ли свое величие люди и вещи, которые в ходе испытания проявили неспособность или неисправность, или же им можно дать еще один шанс показать свои свойства и способности.

Третьим шагом в процессе оспаривания может стать выражение сомнения по поводу случайного характера второстепенных обстоятельств. Могут быть предприняты попытки приуменьшить роль случайных обстоятельств и показать вовлеченность в ситуацию бьлыиего количества предметов. Это приводит к новому испытанию, в котором случайные обстоятельства либо элиминируются, либо приобретают значение важных с точки зрения природы данной ситуации фактов.

Характерное для ситуации разлаженности беспорядочное смешение обстоятельств сменяется более чистым испытанием. Случайность (accident) представляется при этом как недостаток (defaillance). В зависимости от природы града распределение людей и вещей по ступеням величия может быть различным. Но в каждом граде оно всегда осуществляется в соответствии с одним и тем же принципом величия. Признаки же других природ объявляются при этом случайными или второстепенными обстоятельствами.

Подчеркнем, что ни при одной ситуации, какой бы чистой она ни была, невозможно полностью устранить все многообразие второстепенных обстоятельств, легкий шум которых всегда напоминает о них даже в самых упорядоченных ситуациях. Именно в силу второстепенных обстоятельств может возникнуть сомнение по поводу правильности распределения положений величия. Ситуация в любой момент может выйти из привычного русла и привести к возобновлению испытания, подобно тому, как в игре новая сдача карт или бросок костей могут изменить ход партии. Если бы не было этого постороннего шума, то, как в судный день, возобладало бы одно-единственное суждение, определяющее раз и навсегда справедливость определенного гармоничного распределения положений величия, которое не может быть поколеблено никаким новым обстоятельством. Таким образом, шум внешнего мира, который на время затихает в испытании, выступает движущей силой мира. Каждый из миров, в котором реализована та или иная модель града и который характеризуется сам по себе полнотой и самодостаточностью, содержит в себе в виде беспорядочного шума свидетельство о возможности других миров. Мироустройство, в котором существовала бы только одна форма общего, было бы мироустройством очевидного распределения положений величия. Тогда испытание приводило бы всегда к одному окончательному и неопровержимому результату (что означало бы бесполезность самого испытания), а в ходе самого испытания устранялись бы все беспорядочные шумы. Примером поддержания подобного идиллического мироустройства, где «ничто не происходит случайно», может служить колдовская практика, которая стремится подчинить себе все второстепенные обстоятельства. К созданию подобного мира во что бы то ни стало стремится параноик, бесконечно множа и сближая элементы самых различных природ. Если идти от противного, то можно сказать, что попытки сохранения незыблемости одного общего мира как раз свидетельствуют о взаимосвязи между второстепенными обстоятельствами и множеством общих миров. Брешь в идиллии, через которую просачивается посторонний шум, есть не что иное, как искушение частным и грехопадение, распад совершенства. Так открывается возможность для существования мироустройства, состоящего из множества общих миров. В следующей части книги мы рассмотрим, как операция разоблачения в одном мире, опирающаяся на второстепенные обстоятельства, позволяет создавать величие в другом мире.

Таким образом, переход от анализа града к анализу соответствующего ему общего мира не является следствием конвенции, требующей определенного порядка изложения. Этапы нашего анализа повторяют этапы сотворения и развития мира, когда по мере новых испытаний расширяется набор относящихся к данному миру предметов.

Это непрерывное творение не является только следствием субъективности нашего восприятия. Даже в мире вдохновения, где предметы не отличаются особой объективностью в обычном смысле этого слова, сотворение мира продолжается в ходе испытаний благодатью, когда, например, та или иная форма камня рассматривается как результат вмешательства свыше, как творение божественной руки. В научно-техническом мире сотворение — это производственный процесс в обычном смысле слова. Наш ракурс анализа диаметрально противоположен подходу политических философов, которые возводят принципы градов к природе. Он также отличается и от критического подхода, при котором исследователь «разоблачает» один мир (объект критики) с позиций другого, показывает его искусственный характер и рассматривает его как продукт иллюзии, «натурализации». Наш подход, предполагающий описание каждого мира изнутри, требует от читателя умения воздержаться на время от критики. Критика, как мы покажем далее, обусловлена знанием нескольких миров. Мы же предлагаем читателю погрузиться в каждый из миров в отдельности, подобно тому, как человек ведет себя в ситуации, когда искреннее принятие принципов является необходимым условием для обоснования справедливости его действий.

Оспаривание, принимающее форму разбирательства, приводит к испытанию, ожидаемым итогом которого является разрешение разногласия. Согласие достигается путем установления нового справедливого расположения, или диспозиции, значимых людей и предметов. Испытание (epreuve), исход которого по определению является неопределенным, отличается тем самым от предъявления доказательств (demonstration), при котором положения величия людей и вещей упорядочены и согласованы друг с другом на прочной основе (situation qui se tient). Подобные слаженные ситуации предстают как справедливые, благоприятные, и в их рамках удобно жить. О них порой даже нечего рассказать, как если бы в них никогда ничего не происходило и как если бы между людьми и вещами в них всегда царило полное согласие. Но не следует смешивать такие полностью слаженные ситуации (situation qui se tient) с молчаливым принятием действительности как само собой разумеющейся данности (le cela-va-de-soi tacite), что часто происходит в жизни.

Действительно, слаженная ситуация подготовлена суждением, в то время как само собой разумеющаяся данность, напротив, поддерживается только в силу уклонения от обоснования справедливости. Согласованная ситуация выстраивается так, чтобы быть готовой пройти испытание. Во избежание оспаривания и в преддверии возможного