Чтоб ты сдох! Чтоб вы все сдохли!.. Дрянь какая. Если пареньпопросит о помощи, а ему самое время попросить о помощи, я пошлю его подальше.Иди отсоси, дружок.

Но он не просит о помощи. Он ведет себя так, как будто меняи вовсе нет, как будто он здесь один со своими насекомыми, бедняга.Клопы-солдатики, бабочки, осы – все смешалось, он танцевал фламенко? изучалюриспруденцию? убил шведского туриста в Кордове, а потом все свалил на быка?.,черномазые сказки лгут, как и любые сказки – вне зависимости от цвета кожи иразреза глаз. И всегда правдивы, ни один череп после смерти не будет пустовать.Этот парень… он мог изучать юриспруденцию и служить в Иностранном легионе, но –скорее всего – он просто мертв.

Мертвый – не значит плохой, не значит, я твержу это какзаклинание: только для того, чтобы мой разум не помутился окончательно.Неизвестно, что твердит себе парень, ведь все эти насекомые неприятностипроисходят с ним: что-нибудь успокаивающее, «Вернись в Сорренто», к примеру.Наверняка там найдется какой-нибудь здравый рецепт для подобных случаев.

Ни хрена там нет, ни в строках, ни между строк.

Иначе парень не сделал бы то, что делает. Вместо того чтобыпопытаться избавиться от всей этой мерзости, стряхнуть ее с лица, он снованатягивает на себя проклятую маску. Как будто это может успокоить тварей. Неможет по определению: ткань не так чтоб уж очень плотная, к тому же прорези дляглаз и рта никто не отменял, они вполне могут воспользоваться прорезями. Иснова вылезут на поверхность, а я на все это буду глазеть, пригвожденный к полуНу и ситуевина, уссаться можно, когда Великий Гатри вещал о галлюцинациях,иногда случающихся с любителями наркосинтетики, он, должно быть, имел в видуименно это. Вспомнить бы, как называется… Geezer trip.

«Херовый трип», нуда. Лажа, а не путешествие, отъезд хуже непридумаешь.

Все, что происходит со мной, – херовый трип, не больше.

И вот теперь в херовом трипе появляется просвет: вопрекизаконам жанра насекомые не выпрыгивают из-под маски, не лезут во все щели – ониуспокаиваются. Полное отсутствие движения под тканью, мы с парнем возвращаемсяк начальной мизансцене, или почти к начальной. Разница в том, что парень некурит и на стекле остался отпечаток его ладони. И он больше не смотрит взеркало. Я готов к тому, что он пройдет сквозь меня или растворится в воздухе,или сольется в сток вслед за червями (входит ли это в составляющие херовоготрипа?), но все заканчивается без наворотов и без копеечной мистики, всезаканчивается в гиперреалистической манере позднего Ромера:

парень просто уходит, уходит не оглядываясь, не бросивпрощальный взгляд на сортирный пейзаж, а я… я изначально не рассматривался какего деталь. Так-то, в следующий раз ты крепко задумаешься прежде, чем заглянутьв зеркало.

Прощай, самец!

Я снова один, если не считать струи, бьющей из-под крана,этот мутант забыл закрыть его. Я тоже не собираюсь закрывать, ничто не заставитменя прикоснуться к холодно поблескивающей стали: возможно, я и стал жертвойгаллюцинаций, но стать еще и жертвой какой-нибудь заразы мне совсем неулыбается. Легкое позвякивание, вот что меня настораживает. За ним не следуетсусликово «felicidad», что-то колотится в стоке, что-то вполне реальное, койчерт – и парень был реальным, а насекомые, обсевшие его физиономию, – итого реальнее. Я почти поверил в их существование, как до этого поверил всуществование черного кролика и в то, что Марго меняет кожу гораздо быстрее,чем я меняю носки, херовый трип, этим все объясняется.

Все, да не все.

На решетке в раковине лежит кусочек металла, поначалу япринимаю его за зуб (у парня не было клыка, так почему куску металла неоказаться выпавшим клыком?), именно он, соприкасаясь с водой, и издает стук.Легкое позвякивание, нежное позвякивание без всяких там «felicidad». Было быпреувеличением сказать, что от него исходит сияние, но что-то такое… Что-тотакое в нем есть. Желтизна металла наводит меня на мысль о золоте, удержатьсяневозможно, и я вытаскиваю странную фиговину из стока. Не сразу, соблюдя мерыпредосторожности. Они сводятся к выемке туалетной бумаги из лотка, висящегопрямо под надписью «Самый умный, что ли?» (знаменательно, гы-гы, бу-га-га,нахх!). Для верности я наматываю на кулак сразу с полметра, и уже потомзапускаю пальцы в раковину.

Есть!

Теперь обломок можно рассмотреть поближе, он полностьюсоответствует моим представлениям о золоте, не дутом турецком, нелегкомысленном итальянском («relazione amorosa», блин!), не фальшивомалбанском, – золото индейцев майя, на меньшее я не согласен. Тем более чтоэто никакой не зуб. Крошечный брусок неправильной формы, по отбитому краю идутбороздки, бывшие когда-то частью единого целого. И сам обломок был когда-точастью единого целого, взглянуть бы на это целое хоть одним глазком. Вряд литакой случай представится, но из «Че…лентано», так или иначе, я выйду строфеем. Учитывая все то, что я пережил за последние полчаса, размеркомпенсации не так уж велик.

Завернув золото еще в один слой бумаги, я засовываю его взадний карман джинсов, единственное, что меня напрягает: оно принадлежало гнидев униформе, рассаднику инфекций, ходячему пособию по энтомологии. Может –принадлежало. А может и нет. Плевать, из обломка получится симпатичныймедальон, почему бы мне не обзавестись медальоном?..

Вода течет и течет, обзаведись медальоном, безумный Макс,крутые парни вроде тебя и шагу не могли без них ступить, давай, обрастайантуражем, кролик у тебя уже есть, золотишко ты намыл, дело за дешевымигостиницами, дешевыми закусочными, беспородным сексом, пустынным ночным шоссе,легко запоминающимися и легко забывающимися названиями композиций на дискахтипа «illusion» или «meditation»; давай, Макс, будь свободным, как ветер. Будьсвободным, как ветер, – тогда Она, быть может, оценит тебя…

Вода течет и течет.

И я делаю то, о чем даже не помышлял секунду назад. Я делаюто, что сделал парень. Много, очень много секунд назад. Я сую руку под струю.Смысл этого порыва неясен мне самому, к тому же ничего не происходит, водаостается чистой, никакой срани ко мне не пристало и никакой мерзости из меня невышло. Что и требовалось доказать.

Следующий шаг.

Мне не составляет труда совершить его, сценарий былутвержден заранее – клопами-солдатиками, бабочками, осами, крысиными хвостами,задравшимся платьем Мерилин; рука на прохладной поверхности зеркала, теперь этомоя рука. Место с правого края занято отпечатком его руки, остается левый –свободный – край, туда я и ставлю ладонь.

Физиономия в зеркале – моя, изученная до последней складки;безмятежная, как после траха или бритья только что купленной безопаснойбритвой, или прослушивания растаманской «Metaluna Mutant», или младенческойдрочки под бдительным присмотром нянь из порножурнала «Рандеву», такие журналысваливаются время от времени в салоны яппи-автолюбителей, совершенно бесплатно,они запакованы в целлофан. Респектабельная упаковка – яппи клюют на нее, какненормальные; каким бы ни было содержание – весь смысл в упаковке. Физиономиителок из журнала взяты напрокат у звезд третьесортных американских сериалов,моя же физиономия по-прежнему безмятежна. Бессонная ночь никак на ней несказалась, автографов трех трупов тоже не заметно.