Почему бы Ей не полюбить меня?

Она – конечно же, Тинатин. Ускользнувшая Тинатин, недавшаяся в руки Тинатин; Тинатин, которая никогда не скажет «с кем бы ты низасыпал, все равно проснешься со мной», я не урод, так почему бы ей не полюбитьменя? А разноцветные глаза… Разноцветные глаза скорее преимущество, чемнедостаток. И потом, у меня есть пушка, я завалил уже троих. И прекрасно себячувствую, прекрасно. Зеркало это подтверждает. Любое зеркало это быподтвердило, не только сортирное; странные пятна на поверхности (я заметил ихтолько сейчас) – его дефекты, не мои. Да к тому же еще несколько мелких трещин,они приходятся мне как раз на переносицу, скулу и подбородок; несколько мелкихтрещин и запотевшее стекло! Я все еще упираюсь в него ладонью, в зеркалеотражается не только мое лицо, но и часть помещения, его как будто заволоклопаром. Но в реальности вокруг меня ничего этого нет! Дешевый спецэффект из арсеналалюбительской киностудии, меня не проведешь, плевал я… Что там говорила Марго?Мне стоит бояться дверей. Дверей, никак не зеркал. Я и не боюсь, я улыбаюсьсобственному отражению, как после траха или бритья только что купленнойбезопасной бритвой. Зубы – ровные, белые, без малейшего изъяна, о существованиитрех пломб не подозревает никто, так почему бы ей не полюбить меня?.. Странныетоки в теле, странное тепло, у этого тепла несколько источников, совершенноопределенно я могу говорить о двух: в плече, которое зашивала Марго (господи,неужели и вправду зашивала?!); в руке, упирающейся в зеркало (мужественнаякисть, энергичное запястье, пальцы длинные, хорошей формы, ни одного заусенца,ногти аккуратно пострижены, никакой грязи под ними, как будто я и не зарывалМакса Ларина, – так почему бы ей не полюбить меня?).

Тепло – меня это тревожит. Самую малость, но тревожит. Мнене нравится тайная жизнь моей руки, моего плеча. К тому же руку я не чувствую.Она онемела. Пальцы и запястье на месте, но рука онемела. Что будет, если япопытаюсь ее отнять?

Отпечаток.

Стоило мне убрать руку с поверхности зеркала, как я увиделего.

Отпечаток, оставленный моей собственной рукой. Он такой жесплошной и, что ужаснее, такой же красный, как и отпечаток руки того парня.Урода. Мутанта. Гниды в униформе, ходячего пособия по энтомологии. Теперь явижу перед собой два отпечатка, зеркально отображающихся друг в друге,зеркально отображающих друг друга, но совершенно идентичных, совершенно. Дажемизинец был отставлен так же. Правая рука – левая рука, правая – левая, уже ине разберешь, где чья.

Беглого взгляда на ладонь достаточно, чтобы понять: с нейвсе в порядке, она чиста, как помыслы дурачка Пи о Хеге, Барикко и Уэльбеке;она чиста, как (волосок к волоску!) пробор тамагочи в понедельник утром, задесять минут до начала рабочего дня, линии нетронуты, фаланги не повреждены,тогда откуда взялся проклятый красный?..

Ничего не хочу об этом знать.

И думать об этом не хочу.

Вот так, безумный Макс, ни о чем не думай, улыбайся.

Это последнее, что я вижу в зеркале: свою улыбку. То, чего яне вижу, то, что предпочитаю не видеть: оба отпечатка перестают быть четкими,они теряют форму, крошатся, плавятся, стекают вниз, падают камнем, подобномертвым птицам; распадаются на отдельные капли, подобно ртути, чтобы это нибыло, лучше мне убраться отсюда, я и так подзадержался.

Лора и Сонни-бой, самое время о них вспомнить. Пятясь кдвери, я прикрываюсь улыбкой, как щитом, вот что подошло бы для надписи на нем:

«Сантьяго Калатрава, международный человек-загадка».

Я слышал это имя от Лоры, я и понятия не имею, кто такойСантьяго Калатрава, наверняка один из пятисот, мать их, выдающихся деятелеймировой культуры, а-а, да пошел ты!..

«IO, COMANDANTE DEL TEMPO»[40] -

реклама часов. И эта тоже:

«THETICK-TOCKYOU FEEL INSIDE».

Тик-ток, тик-так, ты чувствуешь снаружи, не изнутри;отличительная особенность тамагочи со стажем: они вечно путают «снаружи» и«изнутри», они вечно путают часы и… что там у них под нагрудным карманом?.. Сэтим никчемным органом, качающим кровь, – тик-ток! – еще можнорасстаться. С часами – никогда, мужские и женские модели, золото и сталь, сбриллиантами и без, картинка умиляет меня: парусник у линии горизонта, мальчикна пирсе: его мечты о паруснике так же волнующи, как мечта менеджера из отделасогласования нормативных актов о часах «Baume&Mercier», with or withoutdiamonds, лучше – «with». Тик. Ток. Я готов влезть в шкуру пацана, при условиичто парусником будет Тинатин.

Почему бы ей не полюбить меня?..

Такого, открывающего дверь задом, она уж точно не полюбит.Видел ли мой трясущийся зад хоть кто-нибудь?

Вряд ли. Коридор пуст. Пуст и главный зал «Че…лентано». Лоруи Сонни-боя я в расчет не беру, бармена – тоже. Насекомые, которых унес на себебедняга парень, – вот что могло заполнить зал, но и их не видно: нибедняги, ни насекомых.

Мне легчает. Определенно.

Наверное, я мог бы сыграть и в бильярд, и даже загнать влузу пару шаров, при условии, что они не выкинут со мной фортель, какойвыкинула Марго, какой выкинул бедняга-парень. Теперь-то я готов ко всему, ноничего не происходит.

Мне легчает. Легчает.

Я улыбаюсь – бильярдным шарам и бармену. Бармен машет мнерукой, что по идее тоже должно означать улыбку. Интересно, раздражает липосетителей маска на лице бармена? Меня – нет, я отлично провел время.

– Я отлично провел время. Отлично. – Никто несможет уличить меня во лжи, тем более что я не лгу. Почти.

– Я присматривал. За вашим другом и за вашей девушкой.

– А я присматривал за вашей.

Хорошая шутка, гы-гы, бу-га-ra, нахх. Вопрос в том,соответствует ли этой шутке бармен. Он наливает мне рюмку водки, в полноммолчании, что (по идее) тоже должно означать улыбку. Или одобрение. Или особоерасположение.

– Маленький подарок от нашего кафе.

– Мне?

– Да.

«Рюмка водки – не подарок» – такая мысль на секундупромелькнула в моей голове, но рюмка водки не может быть подарком, барменкладет на стойку свернутый в рулон холст.

– Здорово. Я могу посмотреть?

– Конечно.

«Че загоняет живность в Ковчег».

Надпись на краю холста, который я успел отогнуть, картинанаписана совсем недавно, я чувствую свежий запах красок, из живностипросматриваются черный кролик и броненосец, проклятье, точно такими я видел ихсовсем недавно. Когда они эскортировали Марго. А Марго флиртовала с овощами именяла кожу, и меняла масть, и… И еще обсиженный насекомыми охранник, тяжкоевоспоминание. Через пять, самое большее – десять минут я покину стены страннойзабегаловки – так стоит ли тянуть за собой мескалиновый бред, я почему-тоубежден, что это именно мескалин, все из-за воинственной латиноамериканскоймаски бармена.