Когда взор прояснился, увидел на земле обезображенный шлем.По нему как будто били не только топорами, но и здоровенным молотомдеревенского кузнеца, что не знает благородной работы оружейника.

— Ничего, — утешил Олег хладнокровно. — Утебя голова что валун. Любой меч затупится. Медный лоб, это все-таки...

— У тебя самого, — огрызнулся Томас. — То-тос непокрытой головой, как блудница иерусалимская. Нехристь!

— Точно, — согласился Олег довольно, и Томасзапоздало вспомнил, что калика чтет за доблесть быть не во Христе, а во тьме состарыми богами.

Он с великим сожалением оглянулся на брошенный шлем. Глазазащипало, словно прощался со старым надежным другом. Без него гол и беззащитен,воздух непривычно овевает со всех сторон разгоряченную голову, мигом выпиваетмелкие капельки пота. А если еще потерять доспехи, то просто уму непостижимокак ходит калика. Ветер всего лишь шевелит волосы, а ему чудится, что чужаярука тянется к голове! Сейчас даже слабая стрела, пущенная рукой неумелогооруженосца, поразит насмерть, если попадет в ухо или в глаз...

Донельзя настороженный, он крался за каликой, тот началнадолго затаиваться в тени, там исчезал, Томас чувствовал его только по запахуи совсем редко — по дыханию. Однажды нырнул за ним в эту черноту, перевелдыхание, начал продвигаться в ту же сторону, куда и шли, высунул голову как изчерной воды, похолодел.

Калики след простыл. Томас даже попятился, пошарил руками постене, но ни дыхания, ни запаха отшельника, только мертвые камни, подрагивающаяземля, громадные звери бродят в толщах земли...

В отчаянии, потоптавшись на месте, он вытащил меч и, взявобеими руками, начал пробираться в ту сторону, где, как ему чудилось, долженбыть этот пещерник, переоценивший его силы и прыть в железе.

Он был уверен, что уже не выберется, когда в сторонке послышалсятоненький свист. Из-за скал показалась рука, поманила. Томас пригнулся,перебежал, пригибаясь за камнями.

Калика сидел сгорбившийся как церковная мышь, что выбраласьиз бочки с вином. Влажные космы волчьей шкуры свисали на каменный пол, словно вспотелаи она. Однако обхватил себя обеими руками за плечи, вздрагивал, губы посинели.Томас и сам ощутил, что холодные мурашки бегают по телу, несмотря на горячийвоздух.

— Куда ты пер? — спросил Олег шепотом. — Ещебы малость, заметили бы. Там за этим гребнем, их как муравьев в старом пне.

— Кого? — спросил Томас. Он чувствовал, чтоспросил глупо, но так устал, и был так счастлив, что отыскался звероватый друг.

— А кого ты надеешься встретить в аду? — ответилОлег вопросом на вопрос. — Ангелов, конечно. Ну, тех, которые с рогами ихвостами. Зато с крыльями! Правда, волосатыми...

Томас вслушался в неясные звуки. Впереди слышались голоса,глухие удары металлом по камню. Калика сделал знак Томасу, но рыцарь,искушенный в воинских уловках, уже крался как ящерица, неслышный, как клоктумана, и смертоносный, как большой Змей. Гряда понижалась, калика последниешаги проделал вприсядку, там упал и осторожно высунул голову.

Дальше голая, как ладонь, долина, прижатая непривычно низкимнебом. Она упиралась в эту гору, и теперь Олег понял, почему под нимпредостерегающе вздрагивает гранит, в глубине камня нарастает напряжение,рвутся незримые каменные нити. Внизу как муравьев полуголых людей, изможденных,в цепях, которые рубят, откалывают, тащат массивные глыбы, и несокрушимая горатает как затвердевшая глыба меда в горячей воде.

Томас тихонько присвистнул. Вся долина — дело рук каторжныхдуш, как и все изменения в царстве Тьмы, которым так дивится калика. Из долинымедленно поднимается как тесто в квашне тяжелый запах пота, мочи, разлагающейсякрови. За кишащей массой измученных людей видна цепочка неподвижных фигур, привиде которых у Томаса сами собой передернулись плечи. Железо зазвенело, каликаяростно шикнул.

— Это же... черти! — прошептал Томас оправдываясь.

— Ну и что? Чертей не видел?

— Да вообще-то видел, — пробормотал Томас. —После пиров, что мы закатывали в Сарацинии, одному рыцарю... являлись всякие...синие, голубые, пятнистые, с рогами и без... только мелкие, не больше кошек.

— А ты откуда знаешь?

— Я сам их видел, — обиделся Томас, — и дажепомогал ему ловить! Чтоб я другу не помог? Плохо же ты обо мне думаешь...

Лунный свет выхватывал их красноватые тела только на вершинегребня, потом черти снова исчезали в тени, но Томас успевал видеть блестящие,словно политые маслом тела, толстые и мускулистые, ноги короткие и кривые, рукиедва ли не до земли, а на маленьких головах, что сидят прямо на плечах, тусклопоблескивают кончики коротких рогов.

Почти у всех трезубцы, калика их обозвал вилами, хвостовТомас сперва не разглядел, уже хотел было спросить не родня ли лягушкам, потомвсе же увидел...

Олег посматривал на чертей и на Томаса. Рыцарь едва невываливался из укрытия, страха на лице нет, скорее — дурацкий восторг, что вотнаконец-то сразится с врагами своего бога, к тоже же похитившими невесту. Когдак высоким мотивам добавляются корыстные интересы, лучшего воина не отыскать.

Благородный рыцарь задрал лицо к луне и втягивал воздухподобно охотничьему псу, правда, тоже благородных кровей, дергал носом, наконецпробормотал недоумевающе:

— Что-то кровяной колбасой с чесноком пахнет. Как будтокараван рахдонитов на привале.

— А почему и нет?

Томас пренебрежительно фыркнул:

— Так рахдониты ж все — иудеи! Скупают всякую дрянь, апотом перепродают где-то в глубинах Востока.

Олег посоветовал:

— А ты присмотрись, присмотрись.

Тучи сползли с мертвой бледной как смерть луны. Призрачныйсвет залил

мир светящейся дрянью, резче выступили скалы. Томасхмурился, стискивал зубы. Здоровенные черти, толстые и неуклюжие, с кожанымикрыльями за спиной, другие черти помельче, но у всех, теперь глаза притерпелисьи видят все мелочи — вислые носы, толстые губы, пейсы...

— И здесь иудеи, — сказал Томас сотвращением. — А кого ж они там в котлах, а? Уже и не орут, охрипли...Глотки посрывали.

— Крестоносцы, — невинно сказал Олег, но видя, какрыцарь вскипел и начал нащупывать рукоять меча, ухватил за локоть. —Постой! Не только, конечно. Всякий там народ, разный. А сперва только своихсажали... ты позаглядывай в котлы, которые тут с самого начала! Одни иудеи.

Томас зашипел как змей:

— Издеваешься?

— Клянусь, — ответил Олег. Томас по тону понял,что на этот раз калика не врет.

— Ну тогда ладно, — проворчал он, все еще неостыв. — Если своих, то... пусть чуточку и наших... которые преступилизаконы рыцарства и чести. Правда, не понимаю: у них же свой должен быть ад!Иудейский! Какого черта они и в нашем аду, христианском?