— Простых королей, — добавил в тон Олег. —Простых, как твой конь.

— У меня не было простых коней, — огрызнулся Томасоскорблено.

Ветерок качнул марево пыли, среди человеческих фигурок яснеепроступили нечеловеческие, в полтора раза выше, с плетьми в длинных руках.Томас услышал окрики, свист рассекаемого воздуха, крики боли. Плети врезались вплоть каторжников с резкими хлопками, и в шум дождя часто вплетались этищелчки, будто часть капель щелкала по туго натянутому бараньему пузырю в окне.

Олег присмотрелся, начал спускаться, выбрав узкую тропкуслегка наискось. Томас оглядывался, держа меч наготове. Мокрые от потаизможденные фигуры каторжников приближались. Олег пробрался над их головами,присел на корточки.

Каторжники с усилием втаскивали на толстых пеньковых канатахогромные глыбы с уже обтесанными краями. Каждый камень поднимали по восемьчеловек, жилы натягивались так, что едва не рвались от натуги. Под тонкойкожей, изорванной бичом, ребра ходили ходуном, а сиплое дыхание вплеталось в общиймерный шум каменоломни.

Олег всмотрелся, позвал тихонько:

— Фагим!.. Эй, Фагим!

Один каторжник вздрогнул, дико огляделся. Томас видел, каквздрогнул, когда поднял голову, и глаза нашли Олега. Красноволосый отшельниквыглядел в самом деле страшновато, но Томас считал, что он-то привык, а другимможет стать не по себе даже в аду.

— Ты... — прошептал невольник. — Ты тожездесь...

— Судьба, — ответил Олег.

Невольник, которого Олег называл Фагимом, выпустил из рукканат, опасливо оглянулся, сделал шаг в сторону, оказавшись прямо под Олегом.Вдруг глаза расширились:

— Ты... ты во плоти?

— Да, — ответил Олег, — потому мне труднее,чем тебе.

Фагим отшатнулся. На лице отразилась хищная радость, потомнедоверие, снова радость, что перешла в ликование. Он оглянулся, поискалглазами здоровенного беса, тот в двух десятках шагов нещадно стегал кого-тотак, что летели клочья.

— Надо быть безумным... — прошептал он крепнущимголосом.

— Ты мне это уже говорил, — напомнил Олег. —И не один раз. Подскажи, как добраться до Вельзевула?

Фагим отшатнулся. Круглые глаза стали как у ястреба:

— Я?

Олег развел руками:

— Больше спросить не у кого.

— Что... что дает тебе думать, что помогу злейшемуврагу?

Олег посмотрел на Томаса, на красного гиганта с бичом:

— Да просто... просто в самом деле спросить не у кого.

Фагим задергался изо рта пошла желтая слюна. Голос сталхриплым от ненависти:

— Ты... ты, который меня убил... Ты такое... мне? Ты,который всегда был всезнайкой...

Олег тяжело поднялся, колени хрустнули. Томас тревожно поглядывална красного гиганта с бичом. Тот ощутил непорядок, подозрительно всматривался вих сторону. Фагим ударил обеими руками по каменной стене, едва не дотянувшисьдо сапог Олега, захрипел, а когда сполз, на стене остались кровавые следы.

— Фагим, — сказал Олег просительно, — ты жезнаешь, я не был всезнайкой... Потому столько ошибался, получал по голове. Исейчас я знаю намного меньше тебя! В наш старый добрый мир, где мы... словом,ворвалась нелепая рабская вера христиан. И культура, и цивилизация равно сметеныи втоптаны в грязь! Все мои знания, умения, даже магия — бессильны перед миром,где правит не разум, а слепая вера, где восхваляются не герои, алакеи-угодники!

Томас разрывался от сочувствия, Олег никогда не говорил стакой тоской и болью, чувством поражения, обреченности. Фагим вскинул голову, взапавших глазах была слепая ярость. Он снова бросился на стену, пытаясьухватить за сапог Олега, на этот раз пальцы царапнули почти за подошву.

— Ты... враг...

— Жгут библиотеки, — сказал Олег тоскливо, — зверскиубивают ученых, мудрецов, исследователей... Разрушают школы, а строятмонастыри...

— Враг...

— Эх, Фагим!.. Томас, пойдем, — сказал Олег.

Красный гигант направился в их сторону, как вдруг донессяпереполненный ненавистью голос:

— На шестом уровне внизу... есть ход...

Олег спросил быстро:

— Куда?

— Не знаю, — донесся шепот, в котором ненавистьклокотала как кипящее масло в котле. — Это подкоп... Его делают уже стотридцать лет... Вчера пробили, но пока никто...

Красный гигант рванулся в их сторону. Невольники падали подего ударами как стебли травы под острой косой. Двое с жуткими криками исчезлиза краем, из бездны донесся удаляющийся крик. Олег с Томасом отступили закамни, пригнулись. Слышен был рев, звонкие удары бича, стоны несчастного. ЛицоОлега было мрачное, глаза отводил, на Томаса не смотрел.

— Ты его знаешь? — спросил Томас шепотом, тут жеустыдился глупого вопроса. Поспешно спросил: — Доверяешь?

— Нет, конечно, — ответил Олег тихо. — Ты жеслышал...

— Ты убил его, надеюсь, не в спину?

Олег раздраженно сдвинул плечами:

— Да какая разница? Для магов не важно, как убил.Важнее, как жил.

Щелкающие удары пошли удаляться, словно надсмотрщик подороге раздавал удары направо и налево. Или же, подумал Олег хмуро, но Томасуговорить не стал, чудовище погнало несчастного для допроса с пристрастием.Что-то здесь многое не вяжется. Слишком уж на каждом шагу ждет засада, ловушки,словно многое предусмотрено.

Томас сердито сопел. Убить глаза в глаза или подло в спину —большая разница. И какими бы высшими ценностями не бахвалился калика, ноникакой мир не будет миром, никакая вера не победит сердца, если можно будетбить в спину, лежачего, или втроем одного.

Олег шел торопливо, часто оглядывался. Красное небо блекло,темнело, словно горячая кровь свертывалась в коричневые комки, медленнопроявилась громадная, как таз цирюльника, луна. Хотя бы желтая. как покойник,или пурпурная, как туша с содранной шкурой, но луна засияла настолько мертвеннобледным светом, холодным и серебристым, что плечи Томаса сами собойпередернулись как у большого пса, что выскочил из ледяной воды.

В лунном свете Томас видел только темные впадины вместо глазОлега, но по всей фигуре было столько напряжения, что наконец ощутил, как поддоспехами побежали мурашки:

— Опасность?

— Кто-то идет по следу, — бросил калика.

— Уверен? — спросил Томас, а руки уже самипотащили меч из ножен. Он начал прислушиваться, оглядываться, сразу же ударилсяголовой о камень так, что в черепе зазвонили все колокола Британии, а передглазами вспыхнул настолько яркий свет, словно Господь творил мир заново.Ругнулся, помянув всех святых настолько крепко, что у тех кожа от стыда слезеткак у линяющих змей, пошел по-рыцарски вперед и без оглядки: волхв на то иволхв, чтобы чуять, а он, рыцарь, чтобы защищать простой люд с мечом в руке, ане выполнять работу воина-лазутчика.