– И твой папа тоже?

– Не так часто, но иногда ловил – в Шарантоне. Нообычно ему после работы хотелось размяться, и мы с ним ходили и ходили, пока яне уставал до того, что уже не мог идти дальше, и тогда мы возвращались домойна автобусе. А когда у нас стало больше денег, то в экипаже или на такси.

– Но были же у вас деньги в тот год, когда мы ездили наскачки.

– Наверно, были, – сказал Том-младший. – Вотэтого я точно не помню. Скорей всего – когда были, когда нет.

– А у нас всегда были деньги, – сказаладевушка. – Мама выходила замуж только за людей с большими деньгами.

– Значит, вы богатая, Одри? – спросил Том-младший.

– Нет, – сказала девушка. – Мой отец частьюистратил, частью потерял свое состояние после того, как женился на маме, а ниодин из моих отчимов меня не обеспечил.

– Вам деньги не нужны, – сказал ей Эндрю.

– Знаете что, живите у нас, – сказал ейТомми. – Вам у нас будет очень хорошо.

– Заманчивое предложение. Но не могу же я жить на вашсчет.

– Мы отсюда едем в Париж, – сказал Энди. –Поедемте с нами. Вот будет здорово. Мы с вами вдвоем осмотрим все арондисманы.

– Надо будет подумать, – сказала девушка.

– Хотите, я вам приготовлю коктейль, чтобы легче былопринять решение, – сказал Дэвид. – В книгах мистера Дэвиса всегда такпоступают.

– Вы меня подпоить хотите.

– Известный прием торговцев живым товаром, –сказал Том-младший. – А когда жертва приходит в себя, оказывается, она ужев Буэнос-Айресе.

– Ну, значит, ей дали чего-нибудь адскикрепкого, – сказал Дэвид. – До Буэнос-Айреса неблизкий путь.

– Ничего нет крепче мартини, который приготовляетмистер Дэвис, – сказал Эндрю. – Угостите ее своим мартини, мистерДэвис.

– Хотите, Одри? – спросил Роджер.

– Выпью, если не слишком долго ждать ленча.

Роджер пошел приготовлять коктейль, а Том-младший пересел кдевушке поближе. Энди теперь сидел у ее ног.

– Смотрите, Одри, лучше не пейте, – сказалТом-младший. – Ведь это первый шаг. Помните, ce n`est que le premier pasqui compte[19].

Наверху Томас Хадсон продолжал накладывать мазок за мазком.Он невольно слушал их разговор, но ни разу не глянул вниз после того, как онивернулись с купания. Ему трудно приходилось в том панцире работы, который онсоздал себе для защиты от внешнего мира, но он думал: если я брошу работатьсейчас, я могу совсем лишиться этой защиты. Ведь будет довольно времени дляработы, когда они все уедут, возразил он себе. Но он знал, что бросать сейчасработу нельзя, что тогда рушится вся система безопасности, которую он себесоздал работой. Сделаю ровно столько, сколько сделал бы, если б их тут не было,думал он. Потом приберу все и пойду вниз, а Рейберна, и Париж, и все прошлоевыкину из головы. Но, работая, он чувствовал, как внутрь уже закрадываетсятоска одиночества. Работай, сказал он себе. Держись и не изменяй своимпривычкам, они скоро понадобятся тебе.

Когда Томас Хадсон отработал положенное и спустился вниз,мысли его еще были заняты живописью. Он сказал девушке: «Привет!», потомотвернулся в сторону. Потом снова посмотрел на нее.

– Я поневоле все слышал, – сказал он. – Или,если хотите, подслушал. Очень рад, что мы, оказывается, старые друзья.

– И я рада. А вы меня в самом деле не узнали?

– Может быть, и узнал, – сказал он. – Ну,пора к столу. Вы уже высохли, Одри?

– Я приму душ и переоденусь, – сказала она. –У меня с собой блузка и юбка.

– Скажи Джозефу и Эдди, что мы готовы, – сказалТомас Хадсон Тому-младшему. – Идемте, Одри, я покажу вам, где душ.

Роджер ушел в дом.

– Мне было бы неприятно думать, что я сюда попалаобманом, – сказала девушка.

– Вы этого и не сделали, – сказал Томас Хадсон.

– Я могу ему чем-нибудь помочь, как вам кажется?

– Попробуйте. Для спасения его души нужно, чтобы онстал хорошо работать. Я по душам не специалист. Но я знаю, что свою онпродешевил, когда первый раз приехал на побережье.

– Но ведь он теперь пишет новый роман. И романзамечательный.

– Откуда вы это знаете?

– Читала в газете. В статье Чолли Никербокера, кажется.

– А-а, – сказал Томас Хадсон. – Ну, тогда,значит, так и есть.

– Вы, правда, думаете, что я могу ему помочь?

– Попробуйте.

– Это все не так просто.

– Просто ничего не бывает.

– Рассказать вам почему?

– Нет, – сказал Томас Хадсон. – Лучше выпричешитесь, оденьтесь и приходите наверх. А то пока он ожидает, ему можетпопасться на глаза другая женщина.

– Вы раньше таким не были. Мне казалось, вы самыйдобрый человек на свете.

– Очень жаль, что я изменился. Но я искренне радвстрече, Одри.

– Мы ведь старые друзья, правда?

– Еще бы, – сказал он. – Ну, скорей приводитесебя в порядок, переодевайтесь и приходите наверх.

Он отвернулся, и она скрылась за дверью душа. Он сам не могпонять, что такое с ним происходит. Но радость этих летних недель вдруг пошла внем на убыль, как во время смены течений за отмелью, когда в узком проливе,ведущем в открытое море, начинается отлив. Всматриваясь в море и в береговуюлинию, он заметил, что течение уже изменилось и на вновь обнажившейся полосемокрого песка деловито хлопочут береговые птицы. Он еще раз долгим взглядомокинул берег и ушел в дом.

Последние несколько дней они провели чудесно. Все шло ничутьне хуже, чем в прежние дни, и предотъездной грусти не было. Яхта ушла, и Одрисняла комнату над баром «Понсе-де-Леон», но жила она у них, спала на закрытойверанде в дальнем конце дома и пользовалась гостевой комнатой.

О своей любви к Роджеру она больше не говорила. Аединственное, что Роджер сказал о ней Томасу Хадсону, было: «Она замужем закаким-то сукиным сыном».