как в небольшой деревне могли десятилетиями беспрепятственно совершаться убийства. Никто не мог понять, как подобное могли сотворить женщины.

В ловушке

Жизнь в Надьреве была суровой и жестокой. В лучших традициях маленького поселения эта деревня, «окруженная, как железным поясом, огромными поместьями», пропиталась гнетущим чувством безысходности. Жителям Надьрева некуда было расти: нет дополнительных земель, которые можно посулить молодежи, нет никаких возможностей занять более заметное место в обществе.

Начало XX века стало, мягко говоря, временем грандиозных мировых конфликтов и перемен, и в Надьреве хорошо ощущалось напряжение от меняющегося социального климата. Деревенские мужчины возвращались с Первой мировой войны изувеченные, озлобленные и изнывающие от посттравматического стрессового расстройства. Сельскохозяйственный кризис в Европе, ставший следствием Великой депрессии, означал: крестьяне-фермеры едва ли могли жить за счет своих огородов. Контакты с внешним миром были ограничены в связи с плохим качеством дорог и отсутствием в деревне железнодорожных и автобусных остановок. Не было в поселении и врача. Усиливалось напряжение между крестьянским населением и крошечным средним классом, а из-за высокомерия местного пастора, учителей и других авторитетов в деревне воцарилась атмосфера, в которой бедняки попросту не могли поделиться страхами и сомнениями с власть имущими.

Брак тоже ничего не менял. Многие местные мужчины страдали от алкоголизма и регулярно подвергали жен физическому насилию. Их поведение называли скотским. Молодожены были часто вынуждены жить с родственниками, из-за чего неизменно возникали ссоры. Из-за жестких гендерных ролей отношения между мужчинами и женщинами частенько были натянутыми. Последним приходилось мириться с домашним насилием; первые параноидально боялись, что жены изменяли им с заезжими солдатами, пока они сами были на войне. Развод не был чем-то неслыханным, однако в обществе порицался, так что многие женщины предпочитали остаться в абьюзивных отношениях (и пользоваться ограниченными преимуществами скудных мужниных доходов), вместо того чтобы уйти в свободное плавание.

В этом бедном, уединенном мирке детей часто воспринимали как бремя: еще один рот, который нужно кормить; ребенок, который вырастет таким же безнадежным, как его мать.

Крестьянки нередко прибегали к примитивным и даже опасным формам контрацепции.

Такой была, например, фатига – по сути, деревянная пробка, которую вставляли в шейку матки. Кто-то не чурался и рискованных абортов в домашних условиях, проводившихся с помощью таких методов, как прокол матки вязальной спицей, введение в шейку матки ядовитых трав и даже попытка проткнуть сам плод гусиным пером. Если ничто не предотвращало появление младенца, у матери оставался последний, беспроигрышный вариант: детоубийство. Способы были многочисленными и совершенно варварскими: уморить голодом, отравить, скормить свиньям, задушить подушками, искупать в горячей воде и затем выставить на холод в ожидании пневмонии. Подобные преступления были настолько распространены, что никто не доносил на родителей, подозреваемых в убийстве детей. Это просто часть сурового жизненного цикла.

В 2001 году венгерский социолог Ференц Моксонь изучил шестьсот сельских общин Венгрии и обнаружил: показатели самоубийств выше в традиционных, изолированных деревнях. Ученый Бела Бодо пошел дальше и заявил: «Чем более маргинализирован населенный пункт и чем больше его жители разочарованы своей изоляцией и бедностью, тем больше вероятность того, что они обратятся к девиантному поведению».

Именно это и произошло в Надьреве.

Они отправили меня в могилу – те, кого я любил больше всего

Двадцать лет женщины Надьрева убивали мужчин Надьрева, и никто никак не реагировал.

Трудно определить точку начала убийств. Казалось, они просто выросли из свежего воздуха венгерской деревушки, словно всегда там были. Нам известно, что некоторые из первых преступлений были совершены в начале 1910-х годов, когда женщина по имени Юлианна Липка переехала в дом пожилой пары – больной и обеспеченной – якобы ухаживать за стариками. Муж скончался от старости, а вот жена оказалась настоящей обузой – сварливой, да еще и с отвратительной привычкой сплевывать прямо на пол. Юлианна на такое не подписывалась.

Когда она пожаловалась на это группе пожилых женщин, те открыли секрет: если купить клейкую ленту от мух и растворить ее в воде, на поверхности образуется пленка яда. Ее можно снять и подмешать в еду или питье. Результат будет фатальным, а истинная причина смерти – неопределимой.

Юлианна прислушалась и последовала совету. Сперва убила старушку. Следом отравила противную сводную сестру, а затем и надоедливого мужа.

Поняв, как легко сделать жизнь лучше с помощью такой мелочи, как липучка для мух, остановиться сложно.

Одной из этих мудрых пожилых женщин была Жужанна Фазекаш, местная акушерка. Никто не знал всех нюансов жизни и смерти столь же досконально.

За один рабочий день она успевала принять роды, снять мышечное напряжение в ноге у фермера и отравить чьего-нибудь мужа.

Поскольку врача в деревне не было, Жужанна обладала огромной властью, и местные жители трепетали как перед ее невиданными знаниями, так и перед скандальными подвигами. В кармане она носила пузырек с мышьяком. Женщина была разведена. Она заходила покурить и выпить в местную таверну, куда большинство женщин ни за что бы не пошли добровольно. А еще хорошо знала свое дело: к 1929 году она жила в одном из лучших домов деревни.

Жужанна без малейших колебаний прописывала отчаявшимся клиенткам убийство и раздавала яд направо и налево, как средство от головной боли. Иногда даже сама убивала. Например, принесла лекарства, чтобы «успокоить» сложного мужа одной женщины – бывшего военнопленного, который никак не мог смириться с тем фактом, что на войне потерял зрение. Между двумя женщинами существовало негласное соглашение, что в лекарстве был яд, и Жужанна скормила его слепому мужчине, пока жена стояла рядом. Иногда акушерка предлагала и другие способы. Однажды объяснила очень бедной женщине, как именно заморить голодом нежеланного младенца.

Другая пожилая женщина – массажистка Розалия Такач – также принимала активное участие во многих убийствах. Эти преступления для нее стали личным делом после отравления собственного мужа – «скотины и алкоголика» – мышьяковой кислотой. Она обучала одну молодую мать изящному искусству убийства, чтобы та могла расправиться с деспотичным тестем, увещевая девушку: «Тебе не придется больше с ним мучиться, я принесу старику кое-что такое, что его уничтожит».

Таким образом, и сама идея убийства, и средства для него распространялись по Надьреву подобно пагубному туману. Ни одна женщина не убивала в одиночку. Вместо этого она шла к подругам за советом, а те поддерживали, одобряли и дарили нужные знания – и материалы. По оценкам, в Надьреве это происходило сорок два раза. Сорок два убийства. Тридцать четыре убийцы. Такая вот изнанка сестринства, дающая повод для гордости