в ночи… или, что хуже, совсем не одна.

– Здесь! – сказал Глеб.

– Уверен?

– Д-да, вон тропка, здесь она с-свернула.

Муса первым сошел с дороги. Посветил фонариком, изучая склон.

– Так точно, здесь, – подтвердил он и поскакал по уступам.

– Ты на меня не серчай, – сказал Вася тихо, чтоб не услышал котловой.

– За что серчать? Т-ты мне жизнь спас, д-дважды.

– Я, брат, дурак. – В полутьме Вася посмотрел Глебу в глаза. – Я в башку втемяшил, что Галю люблю.

– Вот как… – Картина сложилась из фрагментов: отстраненность бугра, косые взгляды.

– Не встречал я, журналист, таких баб. А кто встречал? Покорежило дурака, чуть товарища не предал.

– М-меня?

– А кого же еще… Думал, гадости про тебя наговорю, Галя со мной будет. Представляешь? Не представляешь… – Вася хмыкнул. – Но она – молодец. Она тебя выбрала. Вы друг другу подходите. А меня, пожалуйста, прости. Отойду в сторонку, как только узнаю, что она в порядке.

– Ты далеко не отходи, – сказал Глеб. – Б-будешь к нам в гости п-приезжать, в Москву.

– Да манал я Москву вашу, журналист. Нашли тоже город. Херь собачья…

– Сюда, – указал Муса кончиком отломанной ветки.

– А другие следы есть? – спросил Вася. – Следы твари?

– Есть, – угрюмо ответил Муса. – Но гад один был. Уверен, наша Галя улизнула.

Они вышли из леса на посеребренную лунным светом плешину. Вася вырвался вперед. Муса и Глеб шагали поодаль, изучая землю. Почва чавкала и проседала, выпуская болотный сок.

– Он в плену был, – вдруг сказал Муса.

– Кто? – не понял Глеб.

– Бугор наш.

– Васька? Ты что, он м-младше меня.

– Ребенком он был в концлагере.

Глеб приоткрыл от удивления рот.

– Он не рассказывал…

– Он никому не рассказывает, думает, мы не в курсе. Только вот он во сне говорит. Зовет мамку и Анечку какую-то, говорит, что аптека в концлагере ненастоящая, и кого-то благодарит все время за конфету. И не всегда по-русски. Мы сперва думали, он по-немецки говорит. Но это не немецкий. Это иврит.

– Он еврей? Вася Слюсарев?

– Между нами…

– Мужики! – прервал диалог бугор. Глеб и Муса кинулись на окрик. Вася замер над лежащим в лужице мотоциклом. В свете включенной фары кишела мошкара. У Глеба запекло в груди. Он завертелся на кочке:

– Галя! Галя, мы тут!!

– Не надо, – остановил его Вася. – Мало ли кто услышит.

– А гад-то свалил. – Муса поковырялся веткой в траве. – Верно, как и те, у дороги. В последний момент передумал и сбежал.

– А Галя? – хором спросили Вася и Глеб.

– Она туда пошла.

Отпечатки обуви вели по болоту, такие отчетливые, что и следопыт не нужен. Мужчины двинулись вброд, меся грязь сапогами. Пятно света моталось впереди. Ива погрузила лозы в вихлястый ручеек. Из тальника прыгнула жаба. Комары присасывались к шее и лицу, но Глеб не замечал их.

«Зачем я отпустил Галю одну?»

Страх вгрызался в нутро. Взор зацепился за рыжеватый предмет, утопленный в грязи.

– Посвети с-сюда! – Чертова речь спотыкалась, как и вязнущие в топи ноги.

Глеб переступил бочажок, наклонился и сунул руки в жижу, ощупывая предмет. Копнул, потянул изо всех сил и выдрал у болота, с куском торфа и кореньями, женскую туфлю на каучуковой подошве.

– Это ее?

Глеб молча кивнул.

– Мужики, – окликнул Муса с противоположного берега мари. – Здесь следы протекторов.

Глеб выронил туфельку в воду.

– Легковушка, – сказал Муса. – Приехала со стороны реки, туда же и уехала.

Не нужно было расшифровывать, что это значит.

– Сюда посмотри, – сказал Вася, указывая на примятую траву. Муса пересек болотце, посмотрел, поцокал языком.

– Видите? Отпечаток босой пятки. И мужская нога. Тут она упала.

– Она у-у них. Н-надо и-и…

– Не пори горячку. – Вася положил руку Глебу на плечо.

– И-идти…

– Да понял я, понял. Пойдем, Глеб, слышишь? Спокойно. Сначала в лагерь.

– Н-нет! – Глеб оттолкнул Васю.

– Ну ты куда собрался, журналист? В гнездо их с голой сракой? Вооружимся, вместе пойдем. Мне она тоже… не чужая…

– Пожар где-то, – принюхался Муса.

Глеб почувствовал запах гари. Он взмолился, чтобы это поселок пылал, вместе с Золотаревым и юерами. Но источник запаха был гораздо ближе. Над кронами поднялся столб дыма. Не сговариваясь, мужчины бросились в редколесье. Они уже различали пляску оранжевых язычков за деревьями.

«Не здесь ли, – подумал Глеб, – изба безносой отшельницы?»

– Там кто-то есть, – сказал Вася.

Темная фигура отделилась от горбатой лиственницы. Человек шел навстречу, к болотам.

– Стой, стрелять буду! – Муса сорвал с плеча ружье и прицелился. – Это вы, Галь?

Человек был невысоким, миниатюрным. Точно Галя! Глеб бросился через кусты. Но луч фонаря высветил юношу с пистолетом в руке. Одежду, лицо и волосы юноши покрывал слой грязи. Дуло пистолета было направлено в землю.

– Заяц! – узнал Глеб. – Это т-тот п-парень, к-который сбежал из п-поселка. Заяц, свои! – Глеб нахмурился, увидев слезы, блестящие на щеках мальчика.

– В чем дело?

– Она погибла, – сказал Заяц, всхлипнув.

Глеба словно кувалдой огрели. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони и засочилась кровь.

– К-к… к-кто?

– Бабушка Айта. – Заяц утер слезы, сильнее размазав грязь по лицу.

К Глебу вернулась способность дышать. Заяц спрятал пистолет за пояс.

– Погибла и убила всех шогготов, – произнес он.

По пути в лагерь Заяц рассказал, как старая отшельница заманила тварей в ловушку, пожертвовав собой, сожгла их вместе с хибаркой в стланике. Глеб не знал, что за волшебство использовала старуха, но именно она спасла пассажиров лесовоза от гибели. Наверное, Галю тоже. Твари услышали зов и не смогли на него не ответить.

– Я буду скучать по ней, – сказал Заяц тихо и посмотрел на Глеба: – Галина в безопасности?

– Нет. – Слово оцарапало горло, таким колючим оно было. – Галя у них, у Золотарева.

– Надо возвращаться! – вздрогнул мальчик.

– Вернемся, – заверил Вася. – Но не с пустыми руками. Разворошим логово, будь спокоен.

При мысли, что Галя сейчас с Золотаревым, Глеба бросало в холодный пот.

Они вышли на знакомую до мелочей делянку. Пока бродили по лесу и мари, остальные сезонники опередили их. Корсар взвел курок, готовый нашпиговать свинцом визитеров.

– Пощади, – сказал Вася. Корсар опустил винтовку.

– Не нашли? Галю нашу?

Вася покачал головой. Лэповцы собрались у палатки: подавленная горстка выживших из числа большой и веселой компании. Раненые сидели на бревнах. Трелевщику с переломом наложили шину.

– А где Шишков? – Вася не досчитался товарища, который потерял в бою с шогготом пальцы.

– Умер по дороге, – сказал Корсар.

– Умер?!

– Как только вы ушли, начал распухать, весь посерел. Пара минут – и все.

– Яд?

– Видно, яд в слюне этих бесов.

Глеб поднял ненавидящий взгляд к звездам над Ямой.

– Больше никого не кусали? Ладно. – Вася