потеребил бороду. – Значит, нас шестнадцать. Ходячих – четырнадцать.

– Мы кудысь идэмо?

– Это добровольно, – сказал Вася.

– Галя в плену, – проговорил Глеб. – Они х-хотят п-принести ее в ж-жертву.

– А силенок-то хватит? – набычился Церцвадзе.

– Ты этих тварей видел? – Его товарищ коснулся заклеенной марлей щеки.

– Заяц, – позвал Глеб. – Расскажи им про пожар.

Мальчик пересказал свою историю: как он покинул избушку через туннель и как огонь пожрал шогготов. Когда он закончил, на бородатых лицах сияли радостные ухмылки.

– Вот кому мы должны спасибо сказать!

– Что, прямо всех кончила? Ну бабка! Ну молодец!

– Мы точно не знаем, – произнес Вася. – Будем надеяться, что всех, но там, у котлована, полно сюрпризов.

– А у нас полно боеприпасов, – парировал якут Петя. – Две винтовки, ружье…

– Маузер! – вставил Заяц. – И семь патронов к нему.

– Кувалды, топоры, ломы…

– Настрой мне нравится, – сказал Вася.

– Ужин, мужики. – Муса вынес из балка ящик с консервами. Вася и Глеб отказались было, но котловой пригрозил: – Не поедите – никуда не пущу.

– Ты прав. Силы понадобятся. – Вася передал Глебу банку и ложку. – Лопай.

Глеб сам не понял, как проглотил полпорции. Он не ел с утра. А Галя? Стало стыдно за набитое брюхо. Глеб отставил банку.

– У них есть рация. М-мы сможем запросить п-помощь.

– Сколько этих служат земляной манде? – Вася кивнул на прикрытые брезентом трупы вохровцев.

– Было тридцать конвоиров, – рапортовал Заяц. – Теперь – двадцать шесть. Плюс капитан и Ярцев, Стешка и, само собой, Золотарев.

– По два с хвостиком на рыло, – прикинул Церцвадзе. – Фигня.

– Подожди, – сказал Вася. – Не все согласие дали.

– На что согласие?

– Чтобы в поселок идти. Спасти Галю и этим сукам не дать тут богинь будить.

– Так голосуем! – Церцвадзе поднял руку.

– В дупу цэ шобло! – поднял руку Бондарь. За ним подняли руки все остальные, включая раненых.

У Глеба защипало в горле от избытка чувств.

– Добро, – сказал Вася. – Хромые остаются.

– Мы отомстить хотим, – буркнул обиженно сезонник с переломом.

– Предоставьте это нам, ребята. Петь, ты тоже останешься.

– А я чем тебе насолил? – удивился якут.

– Будешь подранков охранять, оставим тебе ружье.

– Эх, – надулся Петя. – Ну кто вас так падать просил, мужики?

Раненые оправдывались.

– Вооружаемся, – сказал Вася, – и по коням.

– Взрывчатка, – полушепотом проговорил Заяц.

– Что? – повернулся к нему Глеб.

– На складе возле завода хранится динамит.

Вася услышал мальчика, подошел, стирая с усов тушенку.

– Много? – спросил он.

– Ее почти не использовали, так что – до черта. – Глаза Зайца заблестели алчно. – Хватит, чтобы взорвать сраный котлован.

Глава 34

– Не делай этого, – сказали Гале морские обитатели, когда она начала мерцать, то исчезая, то появляясь вновь в теплых бирюзовых водах. – Мы так здорово играли с тобой, не мерцай, не просыпайся, там очень плохо. – Прекрасные лица морских обитателей исказило страдание.

– Но я не могу, – воскликнула Галя. – С вами так интересно, но у меня уже болят руки!

– Это потому, что железо передавило плоть. Не просыпайся, глупая. О нет!

Галя растаяла, словно была статуей из песка, и течение растащило песчинки и собрало ее снова по частям в каком-то холодном, неприветливом мире. Галя открыла глаза. Голова была запрокинута, она спала стоя. Руки, поднятые вверх, двоились – получалось целых четыре руки, окольцованных четырьмя браслетами. Галя крепко зажмурилась и опять посмотрела вверх. Количество рук уменьшилось до нормы. Но разве нормально, что они закованы? Крюк удерживал цепочку, протянутую меж браслетами, и Галю в вертикальном положении. По потолочным балкам ползали костянки и мухоловки. Пауки плели сети в углу. Светила облепленная мошкарой лампочка.

«Я уже была здесь… Это – поселковая баня».

Воспоминания пришли вместе с болью. Болели пережатые кандалами запястья. Под весом тела металл впился в кожу. Кисти онемели, их словно пчелы жалили. Пальцы ног едва доставали до грубо струганных досок. Сквозняк обдувал интимные места.

«Я голая».

Страх заполнил разум, испепеляя образы дружелюбных обитателей моря из сна.

…Они пытались добраться до Рубежки. Лесовоз атаковали. Заглох мотоцикл. На болотах Галя спаслась от шоггота, но попала в другую ловушку. Химический запах… Золотарев…

И это осознание, пугающее сильнее любых чудовищ: «Я голая».

«Почему я голая и мокрая?»

Галя напрягла шейные мышцы и посмотрела вниз, между грудей, по которым стекала мыльная пена. Под ней, как собака, сидела на корточках Стешка. Галя завизжала и пнула отвратительную бабу коленом. Удар пришелся в скулу. Хоть и пустяковый, он застал вражину врасплох.

– Чего пихаешься, кобыла? – Стешка отодвинулась на безопасное расстояние и приложила губку к щеке.

– Отпустите меня немедленно!

Галя задергалась, надеясь выкорчевать крюк, но лишь глубже вонзила браслеты в онемевшие руки. Пришлось прекратить тщетные попытки и вытянуть ступни в поисках опоры.

– Все? – осведомилась Стешка. – Могу продолжить? Еще раз пихнешь – укушу.

Галя сглотнула. Зубы у Стешки были лошадиные.

– Глянь на себя, – презрительно промолвила Стешка. Окунула губку в ведро и провела ею по Галиному бедру.

«Она меня моет!» – Галя сморщилась.

– Ни шрамов, ни растяжек, ни натоптышей… Пятки как у ребенка… Ты их в молоке паришь? Ты как вообще ходишь? Порхаешь на крылышках? – Стешка неодобрительно закряхтела. – Мужикам такая, как ты, не нужна. Скажи спасибо, что тебя матушка приметила, а то б бобылихой была. Мужики таких шпилят – и в мусор. Один черт постареешь. Мужикам жрать надо, чтоб в избе был порядок… Что ты им на обед дашь, пятки свои?

Галя слушала критику сумасшедшей сельской бабы, не веря собственным ушам. Страх, стыд, унизительность ситуации сплетались в комок ярости.

– На меня знаешь как мужики пялились? – Стешка выжала губку в ведро. – Сиськи по молодости были как арбузы, не то что у тебя, плоскодонки. Но мне пипирки их даром не сдались… я исполкомовским отказывала…

– Зачем вы это делаете? – перебила словесный поток Галя.

– Чтоб ты чистой была пред матушкой.

– Зачем вы служите злу?

– Зло, добро… – проворчала Стешка. – Сами придумали, сами верите. Медведь в тайге – это зло или добро? Тойон, на которого моя семья горбатилась, – зло? Я его вот этими руками кокнула, потому что большевики разрешили. Получается, большевики – добро? Нет, дура, добро – это то, от чего мне хорошо.

– Вам хорошо от убийств?

– Дай подумать… Тойона убила – хорошо было. Мужа отравила – на седьмом небе была…

– Вы – чудовище, – процедила Галя.

– Ай, как оскорбила! – Стешка выпрямилась и поелозила губкой по Галиному лицу. Мыло защипало глаза. Галя мотнула головой. – Вы в партию вступаете, потому что картавому поверили? Нет, чтоб жилось сытно. Я свою партию нашла, свою Лениниху. Она меня озолотит, власть даст над стадом вашим