***

Кирсанову было совсем не до тонких душевных переживаний Лики, он думал о том, что на лице Саида была подушка. Значит, золовка придавила его сверху подушкой, чтобы домашние не услышали, как он корчился в предсмертных конвульсиях. Мало того, что подсыпала отравы в еду, так еще и придушила для верности. Эта женщина – дьявол! А может, она просто мать, которая пытается любой ценой спасти своего ребенка от чего-то ужасного, чего они с Ликой даже не в силах себе вообразить? С одной стороны, она вытащила их из того склепа, с другой – Лика, возможно, права, и их вовсе не собирались запускать по этапу, а тетка просто воспользовалась ситуацией. В этой истории никому нельзя верить, даже тем, кто старается выглядеть дружески. Особенно этим…Война всех против всех – Bellum omnia contra omnes. Черт, что за дерьмо!

Машину подбросило на ухабине, и он крепче вцепился в руль. Что теперь сокрушаться, сомневаться и строить предположения? Все сложилось, как сложилось, и у них нет возможности что-то переиграть. Им бы выиграть! Они удирают из плена, покрывают убийцу и обязались увести из-под удара ее дочь. Таковы обстоятельства, которые они на себя взяли. И он твердо был намерен не подвести безымянную черкешенку: выжить и спасти ее дочь.

***

Лика решила, что пора посмотреть, что эта женщина засунула им в узел. Мотор машины ровно гудел, колеса накручивали километры, отодвигая вдаль их тюрьму и этих страшных людей. Конечно, скоро они окажутся одни в лесу, в горах, в холоде ночи. Но это все равно лучше, чем подохнуть там, в этом ужасном подвале. Денис прав. Он прав. Тот человек – преступник, потому что занимается торговлей людей. И женщину можно понять, ведь, ради ребенка, матери готовы на многое. Кто его знает, сколько бы народу она положила, если бы ее Ванечке угрожала опасность. Ванечка, сыночек, как он там без нее?! О Господи, нельзя сейчас о нем думать. Никак нельзя. Она старательно гнала мысли о сыне все это время, чтобы не свихнуться от ужаса и тоски. И сейчас не станет думать о нем, пока они не освободятся окончательно.

Лика развязала узлы и обнаружила в шали две старые вязанные из козьей шерсти кофты, которыми торгуют кавказские женщины. А в них было несколько свертков: овечий сыр, несколько кусков мяса, лаваш и бутылка с водой. Вид этой обычной пластиковой бутылки заставил дрожать ее руки. Где-то далеко-далеко существует цивилизованный мир, где изготавливают эти самые бутылки и в них продаются напитки. И они тоже когда-нибудь туда доберутся, в эти райские места, из которых их выдернули, как морковку из грядки.

– Я тебе сделаю бутерброд, – слабым голосом сказала Лика, быстро орудуя руками.

– Надо постараться не съесть все сразу, – заметил Кирсанов. – Во-первых, это вредно для желудка, во-вторых, не известно, как быстро мы выберемся из этой дыры.

– У меня от голода кружится голова, – пожаловалась Лика. – Но если верить Брэггу, то голодание весьма полезно. Так что можно считать, что мы проходили курс очищения организма от шлаков. Правда, Брэгг рекомендует выходить из голодания на соках, но мне кажется, что можно и на таких вот бутербродах.

И она сунула Кирсанову увесистый сверток, завернув в тонкую лепешку мясо с сыром. Наверное, это была самая вкусная еда, которую они когда-либо вкушали в своей жизни. Дорога крутым серпантином карабкалась в гору. В кабине было тепло, в животе сытно, и Лика не заметила, как заснула. Ей снился прекрасный сон: они с Ванечкой катались на качелях вверх-вниз, вверх-вниз, и тем обиднее было просыпаться. Но Кирсанов настойчиво тормошил за плечо и требовал открыть глаза.

– Лика, судя по всему, мы на пике, как его там…

– Чертов зев, – подсказала она, зевая во весь рот.

– Вот именно, что чертов. Вылезай, пора прощаться с нашим четырехколесным другом. Дальше пойдем ножками.

– А ты уверен, что это то самое место? – заерзала Лика, которой отчаянно не хотелось оказаться на темной дороге.

– Уверен. За поворотом начинается спуск, я проверял.

Хочешь не хочешь, а пришлось выбираться наружу. Луна светила ярко, и, благодаря снежному покрову, создавалась хорошая видимость. Оказалось, что он уже так развернул машину, что она смотрела капотом в обрыв, до которого было буквально два-три метра. Лика, оказавшись снаружи, напялила на себя сверху одну из кофт и обмоталась сверху шалью, после чего стала похожа на пленного немца под Полтавой. Кирсанов обыскал бардачок машины, выудил кучу мусора, среди которого выбрал дешевую пластмассовую зажигалку, старую газету и начатую пачку жвачек. Затем подхватил монтировку, присмотренную в качестве оборонительного средства, на случай какого-либо нападения. Все свои находки он передал Лике, а сам стал возиться с трупом, перемещая его из будки за руль. Все должно было быть натурально, пусть даже его никто и не достанет из этого обрыва.

Лика решила, что не будет смотреть на труп, чтобы он ей всю оставшуюся жизнь не снился. И отвернулась. Через минуту Кирсанов осторожно направил машину к пропасти, она зависла на мгновение, осветив фарами пространство перед собой и рухнула вниз, ломая кустарник и кривые деревца, вопреки всему пытающиеся расти на отвесной скале. Они не удержались, подошли к обрыву и, вытянув шеи, заглянули вниз. Их любопытство было полностью удовлетворен. В лунном свете они смоги наблюдать падение «Москвичонка», пока он не исчез из виду в глубине пропасти. И только через какое-то время, после того, как шум падения стих, грохнул взрыв, и далеко внизу вспыхнуло пламя. Еще один автомобиль взорвался на ее глазах.

– Мама дорогая, какой обрыв! – ахнула Лика и попятилась.

– Все четко, как по нотам, – промолвил Кирсанов. – Ну, потопали.

Они распихали свертки с едой за пазухи. Кирсанов, как истинный джентльмен, предложил свою кофту Лике и, получив категорический отказ, живо принарядился в вязаный подарок их спасительницы. И пусть на нем такой наряд смотрелся более чем странно, но в данный момент ему было глубоко безразлично, как он выглядел со стороны. «Холод не тетка, холод – дядька», – мысленно переиначил он дурацкий слоган дурацкой рекламы.

Взявшись за руки, они потопали по колее, означающей дорогу к свободе.

***

Максим пил горькую. Интересно, он сопьется или выдержит, как предсказывала мамочка? Нет, наверное, выдержит. Он уже многое сумел выдержать в этой жизни: появление отчима в их однокомнатной квартире, интернат, когда мамочка подалась с отчимом за длинным рублем на Север, насмешки продвинутых первокурсниц над его зачуханной одеждой. Но это все ерунда. Он много работал, в том числе и над собой, чтобы стать тем, кем он стал. Он много добился в жизни. Теперь, девяносто процентов однокурсниц готовы отгрызть себе руки по локоть, что вовремя не разглядели в Максютке Тишином перспективного женишка. Он явился однажды на вечер встречи в их институт, наряженный и расфуфыренный, в роскошной тройке, с золотыми часами, с дорогущим портфелем в руках, даже новый мобильник ради такого случая, и звонил по нему всю торжественную часть. Они на него глазели и слюнки пускали. Еще в коридоре он нахвастался двум бывшим красавицам какой он теперь крутой, а потом ему стало смешно и противно и он смылся, не оставаясь на «сабантуй». Зачем? Бывшие красавицы разнесут всем благую весть, кем теперь стал Максим Тишин! Большим человеком. Он видел, с какой тоской и сожалением они провожают его своими жирно накрашенными глазами. Охо-хо, нашел перед кем перья распушать!