Вес мацяоской женщины чаще всего измеряется весом ее мужчины. Выходя замуж, женщина принимает вес семьи своего мужа, и если семья мужа теряет вес, она обезвешивается вместе с ними. Вес незамужней женщины определяется весом ее отца, а после смерти отца – весом старшего из братьев.

Впрочем, случаются и исключения. Той зимой, когда мы прокладывали новую дорогу, на стройку собрали народ из всех окрестных деревень, работы велись в спешке, всюду царила страшная неразбериха: люди толкались, хватая инструменты, толкались, копая землю, толкались в очереди за едой. Ветер свистел, поднимая волны пыли, горизонт был затянут мутной желтой пеленой. Под таким ветром люди с коромыслами, трамбовками и тачками приобретали несвойственную им грацию, напоминая фигурки в плохо подсвеченном театре теней.

На площадке не было женщин, так что мы могли справлять нужду прямо на месте. Стряхнув последнюю каплю, я увидел, что в нашу сторону движется начальственного вида компания, попутно проводя замеры и размечая землю известкой. Главный начальник был одет в старую военную форму, на голове его плотно сидела ушанка, а лицо до самого носа было замотано шарфом. Он отдавал указания, размахивая бамбуковой жердью, а двое его подручных послушно бегали и натягивали проволоку для разметки. Голоса заглушало ветром и лозунгами из репродукторов, начальник что-то громко прокричал, но подручные не услышали, тогда он бросил свою жердь, сам подошел и спустил под откос здоровенный валун, лежавший поперек разметки. Я удивился его силе: чтобы сдвинуть с места такой валун, мне пришлось бы позвать хотя бы одного помощника.

При виде человека в ушанке Фуча слегка забеспокоился и спросил, потирая руки:

– Ну… Что скажете?

Начальник с силой ткнул своей жердью в засыпку, вытащил жердь и измерил глубину, на которую она ушла в землю.

– Кого надуть хотите? Тут еще на два раза трамбовать.

– Так уже на пять раз трамбовали! – вытаращил глаза Фуча.

– Вы зачем вообще сюда пришли? Почесаться? Комаров покормить?

Фуча не нашелся, что ответить.

Человек в ушанке повел нас в командный пункт получать проволоку, дорогой все встречные и поперечные свидетельствовали ему свое почтение: «Здравствуйте, начальник Вань!» Начальник Вань ничего не отвечал, только кивал или коротко улыбался. «Вес у хмыря ничего себе», – тихонько шепнул мне товарищ из городских, но шагавший в нескольких метрах впереди начальник Вань его услышал. Начальник замедлил шаг, обернулся и обвел нас тяжелым взглядом, в котором читалось молчаливое предупреждение.

Мы очень удивились его острому слуху и не ожидали такой быстрой реакции. Появилось нехорошее предчувствие: такого субъекта лучше не злить.

И только потом мы обнаружили, что начальник Вань – на самом деле женщина. Дело было так: мой товарищ пошел по нужде и увидел, как начальник Вань, сняв свою ушанку, выходит из нужника, а по плечам его рассыпана целая копна длинных волос. Поначалу товарищ так и застыл на месте, а потом, забыв, что ему понадобилось по нужде, побежал мне обо всем рассказать. Я не поверил, пошел посмотреть и увидел, как эта самая Вань сидит за столом рядом с мужчинами, разговаривает баском и водку пьет стаканами, не хуже остальных. В тех местах женщины никогда не садились обедать вместе с мужчинами. И увидеть за мужским столом женщину (даже очень похожую на мужчину) было так странно, что хотелось протереть глаза, словно туда попал песок.

Потом я узнал, что начальник Вань была родом из Чжанцзяфани, звали ее Вань Шаньхун, когда-то она учительствовала в частной школе, потом одно время занимала пост секретаря комсомольской организации в коммуне, и пахать могла, и деревья валить, даже на тракторе умела ездить. Надо признать, без ушанки начальник Вань выглядела очень даже ничего, у нее были яркие черты лица, живые глаза и сильная линия подбородка. Она рассекала толпу мужчин, словно острый серп травяные заросли. Но разговаривать Вань Шаньхун не любила, за всю зиму, пока шла стройка, мы слышали от нее только хрипловатые команды: «Пойдет», «Не пойдет», «Обедать», которые она выдавала с одним и тем же каменным лицом.

Как ни странно, чем отрывистей звучали слова Вань Шаньхун, тем больше в них было силы, тем меньше хотелось с ней спорить. В Мацяо таких людей называют «рубачами». Глагол «рубить» в переносном смысле указывает на твердые и решительные действия, а еще может означать конец спора или разговора («сказал, как топором отрубил»). Поэтому рубачом называют человека, за которым в разговоре всегда остается последнее слово. И на моей памяти девица Вань была единственной деревенской женщиной, достойной звания рубача.

Знакомство с таким рубачом трудно назвать настоящим знакомством, как бы вы ни старались с ним подружиться, между вами всегда останется пропасть шириной в тысячу ли. Когда мы попадались на пути Вань Шаньхун, она делала вид, что нас вовсе не существует, смотрела вдаль поверх наших голов – не представляю, что она там видела. С непривычки мы не знали, как быть: здороваться с ней или уже промолчать, но потом поняли, что она ведет себя так со всеми, постепенно привыкли и уже не принимали ее холодность на свой счет. Жители Чжанцзяфани только усмехались, дескать, она и односельчан не жалует, ни одной души близко не подпускает, что уж говорить о мацяосцах. Вроде и живет человек по соседству, а вроде и нет ее.

Выходило, что у Вань Шаньхун вообще не было друзей.

Она олицетворяла собой общественную работу, поэтому порой переставала быть похожа на реального человека, казалось, стоит моргнуть, и ее образ растает в воздухе, как химера. Говорили, у нее непростая биография: якобы мать родила ее от начальника рабочей группы, который проводил в Чжанцзяфани земельную реформу, и потом этот самый начальник тайно перевез ее в уездный центр и устроил в старшую школу. Не знаю, правда это или нет. Еще говорили, что в начале «культурной революции» она была настоящим вождем хунвэйбинов, побывала и в Пекине, и в Шанхае, носила с собой маузер, сидела под арестом, и есть даже фотография, где она запечатлена рядом с каким-то важным начальником из ЦК. Тоже не знаю, правда это или нет. Еще говорили, что Вань Шаньхун к тридцати годам так и не вышла замуж, потому что женихом ее был офицер ВВС, примкнувший к заговору Линь Бяо[101], и после ареста о нем уже много лет нет никаких известий. Опять не знаю, правда это или нет.

Для меня Вань Шаньхун всегда оставалась скорее предметом сплетен и пересудов. Под шумок людской молвы ее молодость утекала, кожа тускнела, и со временем начальник Вань стала напоминать обычную женщину средних лет. Однажды она со своими