— Я никогда не стану взрослым, — загадочно отвечалон.

Но самым главным увлечением Микеля, не считая его страсти крисованию и пререканиям с любым живым существом, были труды загадочногоавстрийского доктора, вскоре ставшего крайне популярным и знаменитым: ЗигмундаФрейда. У Микеля, который благодаря своей покойной матери совершенно свободночитал по-немецки, было множество книг и работ венского доктора. Его любимойтемой было толкование сновидений. Микель постоянно спрашивал всех вокруг, чтоим снилось накануне ночью, чтобы затем с научной точностью поставить диагнозпотенциальным пациентам. Молинер всегда утверждал, что умрет молодым, но чтоэто не имеет значения. Хулиан был уверен, что из-за постоянных размышлений осмерти Микель стал видеть в ней больше смысла, чем в жизни.

— В тот день, когда я умру, все мое будет принадлежатьтебе, Хулиан, — говорил обычно Микель. — Все, кроме снов.

Помимо Фернандо Рамоса, Молинера и Хорхе Алдайя, Хулианвскоре познакомился еще с одним учеником, робким и нелюдимым мальчиком по имениХавьер, единственным сыном школьного сторожа. Семья Хавьера жила в скромномдомике у входа в сад. Хавьер, которого, как и Фернандо, ученики из богатыхсемей держали как бы на посылках, обычно бродил в одиночестве по саду ивнутренним дворикам школы, даже не пытаясь ни с кем завести дружбу. За времяэтих прогулок он досконально изучил все закоулки учебных зданий, туннелиподвалов, лестницы, ведущие в башни, а также тайники и подземные лабиринты, окоторых никто уже и не помнил. Это был его тайный мир, его убежище. Хавьервсегда носил в кармане перочинный нож, похищенный им из отцовского ящика синструментами. Мальчику нравилось вырезать им из дерева разные фигурки, которыеон потом тщательно прятал на школьной голубятне. Отец Хавьера, сторож Рамон,был ветераном войны на Кубе, во время высадки десанта в заливе Кочинос он былранен выстрелом из дробовика самого Теодора Рузвельта и в результате ранениялишился руки и, как утверждали злые языки, правого яичка. Твердо убежденный втом, что праздность — мать всех пороков, Рамон Однояйцовый (так прозвали егоученики) заставлял сына собирать сухую листву в сосновой роще и во дворе уфонтанов и складывать ее в мешок. Рамон был неплохим человеком, хотя немногонеотесанным и грубоватым, но, видно, судьба ему была вечно оказываться в дурнойкомпании. И худшей из них была его супруга. Однояйцовый женился на недалекойженщине, которая мнила себя по меньшей мере принцессой, хотя даже внешне былапохожа на прачку. Она обожала показываться в присутствии сына и его одноклассниковв одном белье, вызывая откровенное веселье мальчишек, которые потомпересмеивались по этому поводу всю неделю. При крещении ее нарекли МариейКрапонцией, но она требовала, чтобы ее называли Ивонн, так как это имя казалосьей более изысканным. У Ивонн была привычка расспрашивать сына о возможностяхпродвижения по социальной лестнице, которые могли бы предоставить ему егодрузья, принадлежавшие, по мнению Ивонн, к самым сливкам высшего обществаБарселоны. Она требовала от Хавьера подробного отчета о финансовом положениисемьи каждого из одноклассников, мысленно представляя себе, как ее, разодетую вшелка и золото, приглашают на чашку чая со слоеными пирожными самые богатые иизвестные фамилии Каталонии.

Хавьер старался как можно меньше времени проводить дома ибыл рад любой работе, которую заставлял его выполнять отец, сколь бы труднойона ни была. Он использовал любой предлог, чтобы побыть одному, в своем тайноммирке, вырезая фигурки из дерева. Когда другие ученики встречали Хавьера всаду, они обычно смеялись над ним или бросали в него камни. Однажды Хулиан,увидев, как камень попал в лицо Хавьеру, в кровь разбив ему лоб, испытал оструюжалость к несчастному забитому мальчику и решил встать на его защиту ипредложить тому свою дружбу. Вначале Хавьеру показалось, что Хулиан подошел кнему, чтобы еще раз его ударить, пока остальные ученики надрывали животы отхохота.

— Меня зовут Хулиан, — спокойно сказал тот,протягивая руку. — Мы с моими друзьями собираемся сыграть несколько партийв шахматы в сосновой роще. Не хочешь к нам присоединиться?

— Я не умею играть в шахматы.

— Я две недели назад тоже не умел, но Микель — отличныйучитель…

Хавьер смотрел на него с недоверием, ожидая очередной шуткиили издевки.

— Не знаю, захотят ли твои друзья, чтобы я пошел с вами…

— Да они сами же это и предложили. Ну, что скажешь?

С того дня Хавьер часто встречался с друзьями, выполнивочередное назначенное отцом задание. Он обычно все время молчал, слушаяостальных и наблюдая за ними. Хорхе Алдайя его побаивался. Фернандо, на собственнойшкуре испытавший презрение других из-за своего слишком скромного происхождения,старался быть любезнее с этим странным мальчиком. Микель Молинер, обучавшийХавьера шахматным премудростям и наблюдавший за ним с позиций обожаемого имФрейда, доверял ему гораздо меньше, чем все остальные.

— Этот парень — сумасшедший. Он охотится на кошек иголубей, потом часами медленно убивает их перочинным ножом и хоронит в сосновойроще. Кто бы мог подумать!

— Кто тебе об этом сказал?

— Да сам Хавьер, пока я объяснял ему, как нужно ходитьконем. А еще он мне поведал, что иногда по ночам мать укладывает его к себе впостель и тискает.

— Наверняка хотел тебя разыграть.

— Сомневаюсь. У этого парнишки не все в порядке сголовой, Хулиан, и, вероятнее всего, не он в этом виноват.

Хулиан старался не обращать внимания на предупрежденияМикеля, но уже чувствовал, что эта дружба с сыном сторожа дается ему с трудом.Ивонн не считала Хулиана и Фернандо Рамоса подходящей компанией для своегосына. Из всех богатеньких сынков, учившихся в школе Святого Габриеля, только уэтих двоих не было ни гроша за душой. Говорили, что отец Хулиана — всего лишьпростой лавочник, а мать — бедная учительница музыки. «У этих людишек нет ниденег, ни стиля, ни положения, мой дорогой, — наставляла Хавьерамать. — Вот Алдайя — совсем другое дело, он — из хорошей семьи». «Конечно,мама, — отвечал Хавьер, — как вам будет угодно». Со временем он,казалось, стал больше доверять новым друзьям. Он уже не молчал, как раньше, идаже вырезал набор шахматных фигурок для Микеля в благодарность за его уроки.

В один прекрасный день, когда никто этого не ожидал и дажене думал, что подобное возможно, друзья обнаружили, что Хавьер умеет улыбаться.У него была красивая белозубая улыбка, улыбка ребенка.

— Теперь-то ты видишь? Он нормальный парень, —заметил Хулиан Микелю.

Но Микель Молинер, несмотря на все доводы, оставался присвоем мнении и продолжал внимательно наблюдать за странным мальчиком снастороженностью и некоторой ревностью, почти как ученый за подопытным больным.

— Хавьер одержим тобой, Хулиан, — сказал он емуоднажды. — Он делает все, лишь бы завоевать твое одобрение.

— Что за глупости! Для одобрения у него уже есть отец имать. Я же всего лишь друг.