— И вы способны отказать сыну в единственной для неговозможности обрести память об ушедшем отце? — спросил Фермин.

Отец Фернандо разрывался между сомнениями и, как мнепоказалось, желанием вспомнить, возродить навсегда утраченные дни своей юности.

— Я предполагаю, ведь прошло уже столько лет, что врядли это теперь имеет какое-нибудь значение. Я все еще очень хорошо помню тотдень, когда Хулиан рассказал нам, как познакомился с семьей Алдайя, и как этоокончательно и бесповоротно изменило его жизнь, а он сам даже не заметил этого…

…Однажды октябрьским вечером 1914 года огромный автомобиль,который многие принимали за фамильный склеп на колесах, остановился передшляпной мастерской Фортуня на улице Сан-Антонио. Из машины гордо выплылавеличественная и надменная фигура дона Рикардо Алдайя, уже тогда одного изсамых богатых людей не только Барселоны, но и всей Испании. Его империя,состоявшая из огромного числа предприятий текстильной промышленности,распространилась по городам и весям вдоль всех рек Каталонии. Десница донаРикардо сжимала бразды правления финансовых учреждений и земельнойсобственности половины провинции, а шуйца, пребывавшая в постоянном движении,ведь сеньор Алдайя не признавал праздности, тянула за нужные ему нити и ниточкив парламенте, мэрии, различных министерствах, епархии и таможенных службах впорту Барселоны.

В тот вечер дон Рикардо, лицо которого украшали роскошные усыи королевские бакенбарды, и его непокрытая голова, внушавшая страх всем икаждому, нуждались в шляпе. Он вошел в мастерскую дона Антони Фортуня, беглоосмотрел представленный на витрине товар и, взглянув исподлобья на шляпника иего помощника, юного Хулиана, изрек следующее: «Мне сказали, что у вас,несмотря на довольно жалкий вид этого заведения, делают лучшие шляпы вБарселоне. Осень предстоит ненастная, и мне понадобятся шесть цилиндров, дюжинакотелков, несколько охотничьих шапок и что-нибудь, в чем я смогу появиться вКортесах в Мадриде. Вы записываете или надеетесь, что я буду повторять дважды?»Таково было начало трудоемкого, но весьма прибыльного дела, ради которого отеци сын объединили свои усилия, чтобы выполнить в срок заказ дона Рикардо Алдайя.Хулиан, регулярно читавший газеты, был прекрасно осведомлен о том, кто такойАлдайя и каково его финансовое положение, поэтому он сказал себе, что не долженподвести отца в самый важный и, возможно, переломный момент для его шляпногобизнеса. С того самого момента, как этот могущественный человек вошел в егомастерскую, Фортунь не ходил, а парил над землей от счастья. Алдайя пообещал,что, если останется доволен заказом, обязательно порекомендует заведениеФортуня всем своим друзьям. Это означало, что шляпная мастерская Антони Фортуняиз дела достойного, но скромного, разом превратится в ателье высшей категории,чьи шляпы будут покрывать головы, головищи и головенки депутатов, алькальдов,кардиналов и министров. Неделя работы пролетела как в сказке. Хулиан на времязабросил школу и проводил в мастерской, расположенной за магазином, повосемнадцать-двадцать часов в день. Сам Фортунь, полный энтузиазма, в порывахрадости постоянно обнимал его и даже, сам того не замечая, награждал отеческимипоцелуями. Шляпник, ослепленный нежданно обрушившейся на него удачей, дошел дотакой крайности, что подарил своей супруге Софи платье и новые туфли — впервыеза последние четырнадцать лет. Дона Антони Фортуня было просто не узнать.Однажды в воскресенье он даже забыл пойти к мессе, а тем же вечером,распираемый профессиональной гордостью, обнял Хулиана и сказал ему со слезамина глазах: «Дедушка гордился бы нами».

Одним из самых технически и даже политически сложныхмоментов в ныне уже почти забытом искусстве изготовления шляп был процессснятия мерок. Дон Рикардо Алдайя обладал довольно специфической формой головы,которая, по словам Хулиана, своими очертаниями напоминала удлиненную изаостренную на концах дыню, а рельефом — бугристую неровную поверхностьЦентрального плоскогорья. Как только шляпник увидел голову этого великогочеловека, он тут же понял, что их с сыном ожидают немалые трудности, и былвынужден согласиться с замечаниями Хулиана насчет явного сходства черепа донаРикардо с горным массивом Монтсеррат. «Отец, я, конечно, со всем уважением, новы знаете, что снимать мерки с клиента у меня получается лучше, чем у вас, таккак вы обычно начинаете нервничать и у вас дрожат руки. Позвольте же и на этотраз сделать все мне». Шляпник с облегчением согласился, и на следующий день,когда огромный «Мерседес-Бенц» вновь остановился у дверей мастерской Фортуня,Хулиан сам принял сеньора Алдайя и проводил его в примерочную. Дон Рикардо,поняв, что снимать с него мерки будет четырнадцатилетний мальчик, страшноразгневался: «Да где это видано! Чтобы мальчишка… Вы что, издеваетесь надомной? Для того ли я дожил до седых волос?» Хулиан, прекрасно отдававший себеотчет в том, какой вес в обществе имеет данный персонаж, но не испытывавшийперед ним абсолютно никакого страха, тут же ответил: «Сеньор Алдайя, волос-точто седых, что черных у вас как раз маловато. Макушка ваша напоминает скорееплощадь Лас Аренас. Поэтому, если мы с вами быстро не прикроем ее одной изнаших шляп, вашу голову начнут путать с новыми районами Барселоны, которые ещене успели озеленить». Услышав эти слова, шляпник почувствовал, что прямосейчас, не сходя с места, умрет от разрыва сердца. Алдайя же устремилневозмутимый взгляд на Хулиана. А затем, ко всеобщему удивлению, громкорасхохотался, впервые за много лет.

«Этот ваш парнишка далеко пойдет, Фортунато», — изрекдон Рикардо, который никак не мог, да и не особенно старался запомнить фамилиюшляпника.

Вот так и выяснилось, что дон Рикардо Алдайя по эту самуюсвою макушку, так нуждавшуюся в шляпе, был сыт всеми теми, кто его боялся,заискивал перед ним и обладал талантом расстилаться под его ногами. СеньорАлдайя презирал тех, кто был готов лизать ему зад, этих подхалимов и трусов,любого, кто демонстрировал хоть малейшую слабость — физическую, умственную либоморальную. Встретив простого паренька, еще совсем юного, но уже обладавшегочутьем и с завидным остроумием насмехавшимся над самим Алдайя, дон Рикардопонял, что нашел идеальную шляпную мастерскую и удвоил заказ. Всю неделю он сбольшой охотой приезжал к Фортуню, чтобы Хулиан снимал с него мерки и примерялновые шляпы. Антони Фортунь был в восторге, видя, как предводитель каталонскоговысшего общества хохочет над шутками и историями его сына, которого шляпник таки не узнал, с которым он никогда не разговаривал и который за все эти годы ниразу не проявил ни малейшего намека на чувство юмора. В конце той неделиАлдайя, отвел шляпника в угол, чтобы поговорить с глазу на глаз.

— Вот что я скажу вам, Фортунато. Этот ваш сын —настоящий талант. И что я вижу? Он прозябает здесь, умирая от скуки и гоняямышей в пыльной лавчонке.

— Но это весьма доходное дело, дон Рикардо, и мальчишкауже проявляет некоторые способности, хотя ему и не хватает усердия.

— Вы несете вздор. В какую школу он ходит?

— Ну, в городскую школу имени…

— Все эти школы — фабрики поденщиков. Если в юностиоставить талант, гений без поддержки, он принимает извращенную форму и пожираетизнутри своего владельца. Необходимо направить его в нужное русло. Выпонимаете, о чем я толкую, Фортунато?