Плачет, но тут же стирает тонкие ручейки со щек. Макияж размазывает.

— У вас была другая ситуация, — произношу мягче. — Антон — козел и эгоист. Уверен, он замешан во всей этой истории. И Лена с ее матерью. Головы слетят со всех.

Клянусь — и исполню это. За каждую слезинку, пролитую Снежаной, они поплатятся.

— Вадим, ты чересчур категоричен, — ее голосок дрожит, но она не прекращает говорить. — Я помню, как ты придушить меня был готов, когда я призналась, что Аля — моя дочь. Слушать меня не хотел, обвинениями сыпал, — вздыхает рвано. — Я видела, как ты опекал Алю. Уверена, до ее рождения именно ты был одержим мыслью обзавестись ребенком. Это ведь из-за смерти отца, да? — прищуривается и изучает меня внимательно. — Ты тяжело переживал его уход, вынужден был занять место главы. Не только в компании, но и в семье. И загорелся идеей продолжения рода. А Лене оставалось лишь подчиняться. Ведь для тебя существует только два мнения: твое и неправильное, — собираюсь возмутиться, но Снежана лишь усмехается горько. — Ты и на меня давишь, не задавая вопросов. Просто ставишь перед фактом, хотя мы с тобой даже не супруги. Чужие друг другу.

Ее слова пронзают насквозь. Чужие. Звучит как приговор.

— Снежана, не помню, чтобы ты упоминала образование психолога, — раздраженно прерываю ее. Ведь отчасти она права. И мне неприятно слышать, какой я козел.

— Откуда вам помнить? — замораживает строгой фразой. — Вы же не читали мое резюме, Вадим Дмитриевич.

— Возможно, ты права, — сдаюсь после нескольких минут тишины. — Я слишком напирал на Лену, — не могу до конца смириться с ложью жены. — Но разве это дает ей право лишать тебя ребенка? Она ведь никогда не любила Алю. Более того, на расстоянии от нее держалась, будто та прокаженная. Зачем было похищать ребенка, если он ей не нужен?

— Мы не знаем подробностей, Вадим, — задумчиво тянет. — Вдруг это чудовищная ошибка? Или случайность? Рано судить.

— Ты необычная женщина, Снежана, — ухмыляюсь я. — На твоем месте я бы Лену в клочья разорвал без суда и следствия, — выражаюсь буквально.

Я действительно прибить жену готов за то, что она сделала.

— Поэтому я и поехала с тобой в клинику. Ты слишком импульсивен, — Снежана накрывает мою кисть своей ладонью. Подается ближе. В глаза мне заглядывает. — Я хотела бы для начала узнать всю правду. Хорошо?

— Следствие разберется, — вместо «да» или «нет» отвечаю я.

Оставшуюся часть пути мы оба храним молчание. Я не хочу ссориться, а Снежана боится продолжать беседу. Но стоит нам забрать близняшек у ее отца, как атмосфера теплеет.

Едем в квартиру, которую я снял на сутки для нас. Аля и Рита заполняют своей энергетикой все вокруг. И мы со Снежинкой невольно опять объединяемся.

Снежана

Домыв последнюю тарелку после ужина, если можно так назвать битву с разбалованными малышками, я отключаю воду. Опускаю обреченный взгляд на заляпанную брызгами и кашей блузку. Мы с Вадимом и переодеться не успели. Доругаться тоже. Как приехали, сразу все внимание и время детям посвятили.

Тяжело вздохнув, прислушиваюсь к подозрительной тишине, которую нарушает лишь негромкий, спокойный голос Шторма. В детской же полный штиль. Почему-то не верится, что близняшки уснули так рано.

— Вадим, загляни к дочкам, пожалуйста, — выкрикиваю в комнату-студию, где он говорит по телефону. Но, подумав, сама делаю шаг туда, потому что привыкла с Антоном ни на кого не полагаться, кроме себя.

Однако сразу после моей просьбы раздаются торопливые шаги. Шторм бросает все свои дела, даже важный деловой разговор с Тумановым обрывает, отчего я чувствую себя неловко, — и скрывается за дверью детской.

Улыбаюсь ему вслед, оперевшись плечом об арку. Собираюсь вернуться в кухню, чтобы протереть посуду насухо и сложить в шкаф, но замираю.

— Снежа-ан, — зовет из комнаты Вадим. И меня настораживает его растерянный голос. — Подойди к нам, тут…

Концовка его фразы тонет в звонком смехе девочек — ехидном таком, шкодливом. Чувствую, они натворили что-то — и шалость явно удалась. А теперь радостно хохочут над реакцией папки.

Выпускаю из рук вафельное полотенце, которое летит прямо на пол, а сама мчусь к двери. Распахиваю ее, упираюсь в мощную спину Вадима, слегка отталкиваю, заставляя мужчину отступить. Протискиваюсь в образовавшийся проем, осматриваю комнату и нахожу близняшек. Уставившись на них, я округляю глаза и приоткрываю рот, поднося к нему ладонь.

— О-ой! — окинув девочек взглядом с головы до ног, выдыхаю ошеломленно.

Рита и Аля окружены пыльной дымкой, от которой обе морщатся, трут носы и чихают по очереди. Догадываюсь, что моей пудре пришел конец. И не только ей. Когда туман немного рассеивается, я получаю возможность детальнее изучить «красавиц».

— Не знаешь, что с нашими детьми? — шепчет Вадим вкрадчиво. — Мы их минут на пять оставили, — искренне недоумевает.

Даже он, привыкший к выходкам Али, сейчас удивлен. Что уж говорить обо мне? Я в шоке и ужасе.

Затаив дыхание, молча сканирую озорниц. Они обе покрыты разноцветными пятнами и разводами. От макушки до пят. Волосы, лица, некогда идеально чистые слипы и даже ступни ног — все измазано.

Рита протягивает ручку и резко раскрывает ладонь, «признаваясь» мне в преступлении. В воздух поднимается клубок рассыпчатой пудры. Замечаю на полу открытую коробку с названием известного и недешевого бренда косметики. Почти пустую. Рядом разлита жидкость для снятия макияжа. Как в сказке, «махнула царевна левым рукавом — и сделалось озеро». Только в нашем случае получилось болотце, потому что вода смешалась с частичками пудры в единую грязную массу.

Рита смотрит на меня исподлобья. Выжидает, буду ли ругать. На щечке, груди и животике — персиковые следы от пятерни, видимо, Алиной. Сестренка «помогла» нанести макияж. В глазках-карамельках Ритки читается: «Я не волшебник, я только учусь». И будто в подтверждение этого она опять чихает, выпуская цветные слюни.

Боже, еще и наелась! Остается надеяться, что органическая косметика не спровоцирует сильную аллергию. Но антигистаминное я, пожалуй, дам обеим проказницам.

Простонав огорченно, я перевожу взор на Алю. Та усиленно растирает между пальцами остатки моей любимой помады нежно-персикового цвета. Малышка никак не может избавиться от «улик», что вязкой массой покрыли ее кожу. Высунув язык, тоже разукрашенный, она усердно проводит руками по своей одежде, оставляя длинные «дорожки». Помимо них, на ткани уже красуются все оттенки и виды моих теней для глаз. Вот «смоки айс», а ниже — «пыльная роза». Если присмотреться, то и нежный «нюд» отметился.

Подмышкой Аля держит брасматик с тушью для ресниц. Открыть не смогла, видимо, но отложила на потом. Запасливая девочка.

— Моя косметичка, — цепляюсь взглядом за выпотрошенную сумочку, что валяется в дальнем углу. — Но как? Я наверх убрала, — киваю на одну из открытых полок.