от всего вокруг. Я вглядывалась в зеркало до тех пор, пока мой взгляд не поплыл. Ничего не происходило, и я готова была выбраться наружу, а потом поверхность зеркала покрылась рябью. Отражение сместилось, сначала медленно, затем резко. Мне следовало бы удивиться. Или испугаться. Или хотя бы почувствовать облегчение. Но этого не случилось. Как и сказала Нимуэ: для меня ничего, кроме зеркала, не существовало. В том числе в моей голове.

Моргана будет стоять на берегу бурной реки в грязном черном платье с широкими кружевными рукавами и низким вырезом. Ей, наверное, будет на десять лет больше, чем сейчас, но я все равно узнаю ее, пусть и едва. Ее темные волосы отрастут и спутаются, а глаза покажутся больше звериными, чем человеческими, кровавыми и голодными. Она словно выйдет из детской страшной сказки. Ее испугаюсь даже я.

В руках у нее будет меч с золотой рукоятью и выгравированным на ней словом на языке, которого я не знаю, но точно знает она. Меч похож на те, которые носят мои братья и мой отец, но я пойму, что на самом деле это не просто меч. Вокруг меня дышит магия. И слово на рукояти, имя меча, прошелестит в моей голове, и мурашки побегут по спине.

Экскалибур.

Рядом с Морганой будет стоять юноша с темными глазами и хмурым лицом с острыми чертами – можно порезаться. Он выглядит так, словно готов оттяпать руку, если кто-то на него не так посмотрит, но руки его трясутся, а глаза – яростно оглядывают окрестности. Он не потянется к мечу, хотя я замечу: он этого хочет.

Моргана прошепчет, утробно и соблазняюще:

– Я чувствую твой гнев, милый. Он бушует в тебе волнами. Я чую его в воздухе. Он такой вкусный.

Он затрясет головой: сначала незаметно, а потом все сильнее и сильнее. Он прошепчет то, чего я не услышу, но пойму все равно.

Нет.

Но Моргану нельзя будет разубедить. Она склонится над ним, ласково прикоснется рукой к его щеке. И он закроет глаза – темные ресницы откинут тени на алебастрово-белую кожу.

– Только это, Акколон, – скажет она, и голос ее заключит его в кокон, словно заклятье, хотя колдовства я не почувствую. – А потом я заберу тебя на Авалон, как и обещала, и мы всегда будем вместе.

Она распишет ему то, о чем он так отчаянно мечтает. И неважно, что для этого придется сделать.

– Всегда, – повторит он благоговейно.

Он возьмет у нее меч и поднимает его так, что от лезвия отразится солнечный свет. В его руках Экскалибур выглядит неправильно: Акколон похож на циркового медведя в бальном платье.

А потом он отправится прочь из леса, и Моргана останется стоять у реки и искать в ее бурных водах ответы, которые она не может ей дать.

Видение начало угасать, и я вернулась в свое тело, на Авалон, в Пещеру Пророчеств. У меня покалывало пальцы – затекли. Я почувствовала холодные ладони Нимуэ. Но потом, так же внезапно, ветер перемен вернул меня внутрь видения.

Деревья зашелестят, бушующая река успокоится, небо окрасится темно-фиолетовым, замелькают зеленые молнии. Гром пронесется на мили вокруг и оглушит меня так, словно гремит прямо у моего уха.

На этот раз я не просто наблюдатель. Какая-то версия меня будет стоять там же. Я там, и меня там нет. И не только я это пойму.

Моргана посмотрит прямо на меня, словно видя меня сквозь время и пространство. Она сломана, она должна быть бессильна, но это не так. Она полна ужаса, но ей больше нечего терять.

И каким-то образом во мне загорится та же ненависть, тот же яд, хоть я и не могу понять, как именно. Это не мой гнев. Еще нет. Но во мне будет тлеть и жалость – где-то очень, очень глубоко. И я не способна все это удержать. В моих жилах течет сила, о которой я и не подозревала. Сила, которая принесла меня туда: этому удивлюсь не только я сама, но и будущая я тоже.

– То есть вот как все обернется, да, Элейн? – спросит Моргана, и по моей спине пробежит холодок от того, сколько ненависти изольется из ее рта. – Занятный трюк, признаюсь, но тебе его не спасти. Я одержу победу. На этот раз так и будет.

Мы не отведем взгляды: где-то далеко послышатся звуки битвы. Но только одна из нас добьется успеха. Только одна из нас выживет.

Видение отпустило меня, и я поняла, что Нимуэ все еще сжимает мои руки. Сжимает так сильно, что у меня покалывает кожу. Глаза ее закрыты, разум блуждает внутри зеркала. Я попыталась освободиться, но она тут же громко вздохнула – словно тонула, – и ее бледные глаза заметались по пещере, а потом остановились на моем лице. Она как-то странно посмотрела на меня, а потом отпустила мои руки, словно они были сделаны из горячего угля. Нимуэ схватилась за края зеркала, и костяшки ее пальцев побелели, а мышцы спины напряглись. Я подумала, что ей плохо, но шли минуты, и ничего не происходило. А потом она наконец успокоилась.

– Нимуэ? – тихо позвала я.

Я протянула к ней руку, но вспомнила, как она отдернула от меня свои, и передумала.

– Может, воды?

Она сделала два глубоких вдоха, а потом посмотрела на меня так, словно забыла, что я все еще здесь.

– Нет. – Голос ее успокоился тоже. – Никому не рассказывай о том, что увидела, поняла? Ни Моргане, ни кому бы то ни было.

– Я… хорошо, – пообещала я, а потом попыталась понять, что увидела. – Это была Моргана.

– Да, – ответила Нимуэ.

В голосе ее больше не было ни удивления, ни каких-либо эмоций.

– Это старое видение. Было старым.

– Было?

Она не ответила – взяла одну из свечей и подошла к дальней стене пещеры. А потом подняла свечу и принялась искать что-то среди записей мелом.

– А, вот оно… Моргана, Акколон, Экскалибур, река, смерть, – прочла Нимуэ, проведя по словам пальцем.

Она поставила свечу на пол и достала кусок мела прямо из воздуха. Не успела я этому удивиться, как Нимуэ начала писать. И писать так яростно, и это почти пугало: особенно с учетом того, каким безмятежным было ее лицо. Я понятия не имела, что происходит и что все это значит, но точно знала: прерывать Нимуэ не стоит.

– Но финал отличается, – произнесла она, когда закончила, и повернулась ко мне. Она уронила мел, и тот исчез прямо в воздухе, не долетев до земли. – Прежде оно заканчивалось, когда юноша… Акколон… уходил.

Я сглотнула и вспомнила мрачного