И всю ночь уже человек двадцать шатаются сфонарями по гарнизону, как спятившие кладоискатели, и роют где ни попадя: дажематрасы в казармах ворошат, и в ЗИПах смотрят… фиг: нету.

Утром является кинуть орлиный взор на своеобразцовое хозяйство праздничный командир; и перекошенный капитан рапортует:

— Товарищ гвардии полковник! За время моегодежурства в полку чрезвычайных происшествий не случилось!

— Вольно.

— Но за время дежурства капитана Куманинаслучилось.

— Что — случилось?!

— Чрезвычайное происшествие! Пропало Знамячасти…

Полковник с сомнением озирается на белый свет,проковыривает мизинцем ухо и принюхивается:

— А? Ты сколько выпил, гвардии капитан?

Так точно. В смысле никак нет. Вот. Пропалополковое знамя.

Когда вытаскивают большую рыбу, ее глушатколотушкой по голове. Значит, командир покачивается, глаза у него делаютсяотсутствующие, а на бровях повисает холодный пот. Ему снится страшный сон.

— Как… — шепчет он.

Вперед выпихивают несчастного старшину, которыйна ногах уже сутки, и старшина в десятый раз излагает, как он прислонил Знамя,как пил пиво, как бросил окурок, и как Знамени на месте не оказалось.

Под командира подставляют стул, подносят воды,водки, закурить, и обмахивают его фуражками. И доводят до сведения о принятыхмерах. Все возможное предприняли, не щадя себя…

И зловещая тень Особого отдела уже ложится назолотые погоны товарищей офицеров.

— Так, — говорит командир. — Так. Я в дивизиюдокладывать не буду. Что я доложу?! Я с этим знаменем до Одера!!! под пулями!!!Вы — что?! Старшина… ах, старшина… как же, ты что…

— Искать!!! — приказывает. — Всему личномусоставу — искать!!! Обед отменяется!!! Увольнения отменяются!!! Всех офицеров —в полк!!! не найдете — своей рукой расстреляю! на плацу!

И весь полк снует, как ошпаренный муравейник —свое знамя ищет. Траву граблями прочесывает. Землю просеивает! Танкистымоторные отделения открывают, артиллеристы в стволы заглядывают!

Нету знамени.

А это значит — нету больше полка.

Потому что не существует воинской части, еслинет у нее знамени. Нет больше такого номера, нет больше такой армейскойединицы. Вроде полк есть — а на самом деле его уже нет. Фантом.

Три дня командир сидит дома и пьет. И послекаждой стопки, днем и ночью, звонит дежурному: как? Нету…

Докладывает в дивизию: так и так… Пропалознамя.

Там не верят. Смеются. Потом приходят вярость. Комдив говорит:

— Я в армию докладывать не буду. Вот тебедвадцать четыре часа! — иначе под трибунал.

Ищут. Командир пьет. Дежурные тоже пьют, ноищут. И лейтенанты-ассистенты пьют — прощаются с офицерскими погонами иармейской карьерой. Только старшина не пьет — он сверхсрочник, у него зарплатамаленькая: ему уже не на что…

Комдив докладывает в армию, и диалогповторяется. Еще сутки пьют и ищут. И даже постепенно привыкают к этомусостоянию. Это как если разбомбили тебя в пух и прах: сначала — кошмар, а потом— хоть и вправду ведь кошмар, но жить-то как-то надо… служба продолжается!..

Армия докладывает в округ. И все это уженачинает приобретать характер некоей военно-спортивной игры «пропало знамя».Все уже тихо ненавидят это неуловимое знамя и жаждут какого-то определениясвоей дальнейшей судьбы! И часовой исправно меняется на посту № 1, как памятникидиотизму.

Ну что: надо извещать Министерство Обороны. Итогда — инспекция, комиссия, дознание: полк подлежит расформированию…

И вся эта история по времени как раз подпадаетпод хрущевское сокращение миллион двести. И под этот грандиозный хапарайрасформирование происходит даже без особого треска. Тут Жукова недавно сняли ив отставку поперли, крейсера и бомбардировщики порезали, — хрен ли какой-тополк.

Лишний шум в армии всегда был никому не нужен.Командира, учитывая прошлые заслуги, тихо уволили на пенсию. И всех офицеровпостарше уволили. Молодых раскидали по другим частям. С капитанов-дежурныхсняли по одной звездочке и отправили командовать взводами. Слейтенантов-ассистентов тоже сняли по звездочке и запихали в самые дыры, новедь — «дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут…» Технику увели,строения передали колхозу. А старшину-знаменосца тоже уволили, никак более нерепрессируя. Фронтовик, немолод, кавалер орденов Солдатской Славы всех трехстепеней… жалко старшину, да и не до него… пусть живет!

И старшина стал жить… Ехать ему было некуда.Все его малое имущество и жена с детишками были при нем, а больше у него ничегонигде на свете не было. И он остался в деревне.

Его с радостью приняли в колхоз: мужиков нехватает, а тут здоровый, всем известный и уважаемый, военный, хозяйственный;выделили сразу старшине жилье, поставили сразу бригадиром, завел он огород,кабанчика, кур, — наладился к гражданской жизни…

Через год, на День Победы, 9 Мая, пришли кнему пионеры. Приглашают на праздник в школу, как фронтовика, орденоносца,заслуженного человека.

У старшины, конечно, поднимается праздничноевсе-таки настроение. Жена достает из сундука его парадную форму, утюжит,подшивает свежий подворотничок, он надевает ордена и медали, выпивает стакан,разглаживает усы, и его с помпой ведут в школу.

Там председатель совета пионерской дружиныотдает ему торжественный рапорт. На шею ему повязывают пионерский галстук —принимают в почетные пионеры. И он рассказывает ребятишкам, как воевал, как былранен, и как трудно и героически было на войне, и как его боевые друзья клалисвои молодые жизни за счастье вот этих самых детей.

Ему долго хлопают, и потом ведут по школе наэкскурсию. Показывают классы, учительскую, живой уголок с вороной и ежиком. А взаключение ведут в комнату школьного музея боевой славы, чтобы он расписался вКниге почетных посетителей.

И растроганный этим приемом и доверчивымивлюбленными взглядами и щебетом ребятишек, старшина входит в этот школьный ихмузей боевой славы, и там, среди витрин с ржавыми винтовочными стволами истендов с фотографиями из газет, меж пионерских горнов и барабанов, он видитзнамя их полка.

Оно стоит на специальной подставке,выкрашенной красной краской, развернуто и прикреплено гвоздиками к стене, чтобыхорошо было видно.