– Торранс, что случилось?

– Ничего, – сказал он. – С котлом все в порядке и я еще дажене вознамерился убить жену. Это я приберегу на после праздников, когда станетскучно.

– Весьма забавно. Зачем вы звоните? Я занятый…

– Занятый человек, конечно. Я понимаю. Я звоню по поводукой-чего, о чем вы умолчали, излагая мне великое славное прошлое «Оверлука».Например, по поводу того, как Горас Дервент продал его кучке лас-вегасскихшустряков, а те провели отель через столько подставных корпораций, что даже ИРСне знало, кто же владелец. Как они дождались подходящего момента и превратилиего в место развлечений шишек из мафии, и как в 66-м отель пришлось закрыть,когда один мафиозо немножечко умер. Вместе со своими телохранителями, которыестояли снаружи у двери президентского люкса. Да, президентский люкс «Оверлука»– великое место: Уилсон, Гардинг, Никсон и Вито Мясник, так?

На другом конце линии воцарилась изумленная тишина, потомУллман спокойно сказал:

– Не понимаю, какое отношение это может иметь к вашейработе, мистер Торранс. Это…

– Хотя самое интересное началось после того, как застрелилиДженелли, как по вашему? Еще парочка поспешных перемещений – вот он есть, а вотего нет, – и «Оверлук» вдруг становится собственностью частного лица, женщиныпо имени Сильвия Хантер… которая совершенно случайно с сорок второго по сороквосьмой год звалась Сильвией Хантер Дервент.

– Ваши три минуты закончились, – сказала оператор. – Пошелсигнал.

– Дорогой мой мистер Торранс, все это – достояние гласности…и очень старая история.

– Я об этом не знал ничего, – сказал Джек. – Сомневаюсь,чтобы, кроме меня, об этом знали еще многие. Не исключено, что история субийством Дженелли памятна, но сомнительно, чтобы кто-то сопоставил всепоразительные и странные смены «Оверлуком» владельцев с сорок пятого года.Создается впечатление, что у руля всегда оказывается Дервент или люди, имеющиек нему отношение. Чем там заправляла Сильвия Хантер в 67 и 68 году, мистерУллман? Борделем, ведь так?

– ТОРРАНС! – шокированный тон Уллмана прошел две тысячи мильсквозь потрескивания во всей полноте.

Улыбаясь, Джек закинул в рот еще одну таблетку экседрина иразжевал ее.

– Она продала отель после того, как довольно известныйамериканский сенатор умер там от сердечного приступа. По слухам, его нашли вчем мать родила, если не считать черных нейлоновых чулок, пояса с резинками ипары туфель на высоком каблуке. Кстати говоря, лакированных.

– Злобная, отвратительная ложь! – выкрикнул Уллман.

– Да ну? – спросил Джек. Ему становилось лучше. Головнаяболь отступала. Он взял последнюю таблетку и сжевал, наслаждаясь горьковатымвкусом раздробленного во рту в порошок экседрина.

– Это был крайне несчастливый случай, – сказал Уллман. –Короче, Торранс, в чем дело? Если вы намерены написать какую-нибудь мерзкую,грязную статейку… если это гнусная, дурацкая мысль шантажировать…

– Ничего подобного, – сказал Джек. – Я позвонил, посколькумне кажется, вы вели со мной нечестную игру. И потому, что…

– НЕЧЕСТНУЮ ИГРУ? – возопил Уллман. – Господи, вы что жедумали, я вывалю здоровенную кучу грязного белья гостиничному сторожу? Бог тымой, кем вы себя мните? И, кстати, вас-то эти старые россказни с какого бокакасаются? Вы что думаете, у нас по коридорам западного крыла взад-впередмаршируют призраки, завернутые в простыни и вопящие: «О горе?!»

– Нет, что тут есть призраки, я не думаю. Но прежде, чемвзять меня на работу, вы здорово покопались в моих личных делах. Вы устроилимне допрос – могу ли я позаботиться о вашем отеле, – вы отчитали меня, какбудто я написавший в раздевалке малыш, а вы – учитель. Вы поставили меня внеловкое положение.

– Просто не верится, что за дерзость, что за нахальство,будь оно трижды проклято, – сказал Уллман. Судя по голосу, он задыхался. – Какбы я хотел выкинуть вас с работы. Да, наверное, так я и сделаю.

– Думаю, Эл Шокли будет возражать. Энергично возражать.

– А я думаю, мистер Торранс, в итоге вы переоцениваетеобязательства мистера Шокли перед вами.

На мгновение головная боль вернулась к Джеку во всейпульсирующей красе и он прикрыл глаза. Словно издалека донесся его собственныйголос, спрашивающий:

– Кто сейчас хозяин «Оверлука»? Все еще «ПредприятияДервента»? Или вы слишком мелкая сошка, чтобы знать такие вещи?

– По-моему, достаточно, мистер Торранс. Вы – служащий отеля,ничем не отличающийся от судомойки или младшего официанта. Я вовсе не намерен…

– Ладно, я напишу Элу, – сказала Джек. – Пусть знает, вконце концов, он – член Совета директоров. И добавлю небольшой постскриптум,чтобы…

– Отель не принадлежит Дервенту.

– Что? Я не расслышал.

– Я сказал, что отель не принадлежит Дервенту. Все акционеры– из восточных штатов. Самым большим пакетом акций – более тридцати пятипроцентов – владеет ваш друг мистер Шокли. Связан он с Дервентом или нет, вамлучше знать.

– Кто еще?

– Я не намерен называть вам имена остальных вкладчиков,мистер Торранс. Я намерен привлечь ко всему этому внимание…

– Еще один вопрос.

– Я вам ничем не обязан.

– Почти всю историю «Оверлука», приятную или неприятную, всеравно, я обнаружил в альбоме для вырезок, он был в подвале – такой большой, вкожаном переплете, перевязанный золотым шнуром. Вы не знаете, чей это можетбыть альбом?

– Понятия не имею.

– Не может оказаться, что он принадлежал Грейди? Томусторожу, который покончил с собой?

– Мистер Торранс, – сказал Уллман самым ледяным тоном, – яне могу ручаться, что мистер Грейди умел читать, не говоря уже о способностивыкапывать разные гадости, которыми вы понапрасну отняли у меня время.

– Я подумываю, не написать ли об отеле «Оверлук» книгу, мнепришло в голову, что, если это действительно удастся, владельцу альбомахотелось бы, чтоб на первой странице ему выразили признательность.

– Думаю, писать книгу об «Оверлуке» крайне неумно, – заявилУллман. – Особенно при вашей… э… точке зрения.

– Ваше мнение меня не удивляет, – теперь головная больпрошла окончательно, та краткая ее вспышка оказалась единственной. Головапрояснилась, мысли выстроились по порядку, до миллиметра. Так Джек обычночувствовал себя, когда особенно хорошо подвигалась пьеса или после трех порцийспиртного. Вот еще что, он забыл про экседрин; как дело обстоит с другими, Джекне знал, но ему схрумкать три таблетки было все равно, что слегка поддать.Теперь он сказал: