lost a girl: эй, придурок!

jukebox покидает чат. Возвращайся, Jukebox!

Он eesde.

Его уход – всего лишь маневр, ничего не значащий. Уловка.Ловушка для дурачков. Он – везде.

Должно быть, сейчас я выгляжу не лучше, чем две сучки,плещущиеся в ванной, нет не так: я не суше. Рубашку можно запросто выжимать,волосы тоже, контрастный душ от jukebox, поздравляю, бэбик. Первое, что нужносделать, – стереть адрес чата «J'embrassePas». Если компьютер Августпостоянно включен и если я смог воспользоваться им, нет никаких гарантий, чтокто-то другой не воспользуется. И не заглянет в журнал Интернет Эксплорер.Лишние свидетели мне ни к чему.

Лишних свидетелей нужно убирать.

Так всегда делает Чарльз Бронсон, иногда – Клинт Иствуд иникогда – Вуди Аллен. В этом случае я на стороне Чарльза Бронсона. Остаетсявыяснить, на чьей стороне jukebox. Этого тебе никогда не понять, безумный Макс,и не пытайся.

– Поиск в локальных дисках (С:;Е: ) и во вложенных папках.

– искать в системных папках.

– искать в скрытых файлах и папках.

Есть!

«LASTTEMPTATION». Папка с файлами.

«Last temptation» – последнее искушение, почти «Последнееискушение Христа», гумозная итальянская харя Мартина Скорсезе мне всегда былане по нутру, и к чему это Август было называть папку именно так? Она непроизводит впечатления девушки, ушибленной киноромантизмом.

В самой папке содержится еще несколько папок, их названиягораздо менее символичны. И гораздо больше смахивают на Август.

«Илья. Письма».

«Илья. Работы».

«Илья. Выставка».

«Илья. Она».

Читать чужие письма не есть хорошо. Тезис, который никогдаменя особенно не волновал. «Зачем ты лапал мою девочку?!» – к этому отчаянномувоплю души я отношусь с большим пониманием.

Будет интересно.

Хренов музыкальный автомат, второй раз он ловит меня на однуи ту же наживку. О'кей, о'кей, приятель, считай, что я заглотнул ее. Только счего начать? Письма. Работы. Выставка. Она.

Она.

Так я и думал. Так думал и я. Она («почему бы Ей не полюбитьтебя?»), я снова ощущаю странные токи в плече, оно пульсирует, оно дышит.

Она. Пять файлов в формате bmp, рисунки или фотографии. Япочти уверен, что фотографии. Так и есть, фотографии. И на всех фотографиях –Тинатин. Экран монитора плывет у меня перед глазами: Тинатин, но как это снято!Фотографии нельзя назвать ни цветными, ни черно-белыми, самое подходящееопределение – сепия, но и это не совсем то. Так действуют на впечатлительныедуши картины старых мастеров с их рассеянным внутренним светом. Тинатинобнажена, и тело ее мерцает, струится, это тело совсем юной женщины, тело,полное тайн и опасностей, к его берегам невозможно приблизиться, не потерпевкораблекрушения… Джан-Паоло может отправляться на покой, Жиль Бенсимон можетотправляться на покой, ирландские губы и баскская щетина не идут ни в какое сравнениес этими фотографиями. Даже здесь, искаженные компьютерным разрешением, они –лучшее, что я видел. Из всего, что я вообще когда-нибудь видел. Они претендуютна абсолютную истину, они и есть абсолютная истина. Как будто последнимискушением Христа был фотоаппарат – и он не устоял. Меня охватывает почтирелигиозный восторг, кажется, еще мгновение, и я пойму высший смыслчеловеческого существования.

Мне не хватает воздуха. Это не пугает, скорее – успокаивает,укутывает, как укутывает метель замерзающего путника. И я готов замерзнуть,провалиться в блаженное небытие, мне плевать, что будет потом, когда две сучкинайдут меня, замерзшего…

Две сучки.

Мысль о них приводит меня в чувство.

И еще одна мысль, гораздо менее захватывающая. О человеке,сделавшем фотографии. Это не любительские потуги Макса Ларина в 27 килобайт. Постранному совпадению тех телефонных снимков тоже пять, но сделаны они быликрадучись, исподтишка. Здесь же совсем другое. Не то чтобы Тинатин откровеннопозировала фотографу – она ему доверяла. Или делала вид, что доверяет, я бысогласился и на меньшую жертву с ее стороны. Конечно, видеть тело еще неозначает обладать им, но ревность уже плющит меня, бьет в виски, наполняет ротгорькой слюной.

И.М.

Надпись в правом нижнем углу каждой из фотографий. Скореевсего, это инициалы фотографа, авторский знак, ничего общего с инициаламиИисуса Христа.

«Илья. Письма».

Скачанные из электронного почтового ящика и сохраненныепослания, если судить по ярлыкам: их не так много, десять-пятнадцать штук, наугадя открываю одно:

«Август, малыш, что-то потерялись мы в этой жизни. Получилали ты мои последние снимки? Те, которые я отправил тебе из Самарканда? Чтоскажешь?..»

Не то, совсем не то!

«…видел твоих голожопых ковбоев на сайте у Джима. Растешь,мать. И здорово поработала со светом… Мои фильтры пригодились?..

…предложили отснять серию для путеводителя по Греции. Нужночто-нибудь нетривиальное. Ты ведь там была, может, подскажешь пару мест…

…есть возможность поучаствовать в одном симпатичномдублинском проекте, рабочее название «Русское ню», сообщи, свободен ли у тебяконец сентября текущего года. Или свяжись с Вадиком, он курирует это начинаниес нашей стороны…

…И кстати, как твоя новая любовь? Уже затянула ее вкойку?..»

Ничего, что подпадает под категорию «будет интересно».Ладно, третья попытка.

«Август, проявись, плиз!!! Ломился, как бесноватый, но опятьтебя не застал. Маленькая дрянь, которая теперь сидит у тебя на телефоне,сказала, что ты отчалила в Европу. Ты нужна мне, нужна! Хотя бы изредка проверяймыло, умоляю!..

…если бы я был уверен, что в твоем ящике никто не пасется…если бы я был уверен… нет, не так, все равно всего не напишешь. Нет, не так,НИ-ЧЕ-ГО не напишешь, ты мне нужна, ты мой друг, Август. Единственный. И каквсякий единственный друг, ты всегда в зоне недосягаемости… Происходит что-тостранное, страшное… я больше не справляюсь… и не могу остановиться. И не могувсе это остановить. И вернуться тоже не могу. Но я ни о чем не жалею. Она –лучшее, что могло со мной произойти, но так и не произошло. А я все надеюсь,что произойдет… Один поцелуй считается, Август?..»

Эй, паренек, спроси об этом меня. Один поцелуй считается,еще как считается! Одного поцелуя вполне достаточно, чтобы полностью изменитьжизнь, а ты не из храброго десятка, как я посмотрю. Переживаешь, скулишь,цепляешься за бритоголовых подружек, трясешь перед ними кальсонами. Хорошо, чтомне некому писать такие дурацкие сопливые письма. Я в лучшем положении, чем ты,приятель.

«…Посылаю фотографии, они все объяснят. Теперь-то ты небудешь считать, что крыша у меня поехала? Они стоят того, что мне пришлосьпережить, они все искупают, разве нет? Только сейчас мне пришло в голову, что явторой день в Альпах. Я даже этого не заметил, представляешь! Все сузилось доразмеров объектива, и в нем я вижу только то, что хочу видеть. Или только то,что хочет она…»