– Поверь, у меня есть на это причины. И дело вовсе нево мне. А что тебе делать… это можешь решить только ты. Я знал, что так будет,твой отец никогда не согласится… Если бы у меня хватило выдержки не звонитьтебе тогда. Я ведь знал, чья ты дочь, понял в тот момент, когда мы оказалисьвозле твоего дома. Черт его знает, почему я позвонил… Твой отец наверняка считает,что я сделал это нарочно. Ничего подобного. Я честно уговаривал себя не делатьглупостей и не мог не думать о тебе. Это как наваждение, ты гонишь его прочь, аоно возвращается. И ты понимаешь, что бороться бесполезно. Мне кажется, явлюбился в тебя сразу, едва увидел. Так что бессмысленно было ожидать от меняразумных поступков.

– Вы вместе работали?

– Да. Очень давно. В другом городе и в другой жизни. Ясделал глупость, за которую теперь приходится расплачиваться.

– Глупость?

– Тогда я считал именно так. Твой отец считал иначе. Иу него, как я уже сказал, были для этого все основания.

– Папа хороший человек. Он… он любит меня. Просто надодать ему время успокоиться.

Глеб наклонился ко мне и, глядя в глаза, ответил:

– Я бы очень хотел в это поверить.

Через час я была дома. Папа, услышав, как подъехала машина,вышел в холл встречать меня. Он стоял передо мной, и в глазах его был страх.Самый настоящий. Я растерянно смотрела на него, потом бросилась к нему на шею.

– Папа…

– Что он тебе сказал? – спросил отец. Слова далисьему с трудом, он словно выталкивал их из себя.

– Ничего, – покачала я головой, отступив нашаг. – Сказал, если ты ничего не объяснил, он тоже не будет этого делать.

Странное дело, отец вздохнул с облегчением.

– И как я все это должна понимать? – усмехнуласья.

– Ты знаешь мое мнение об этом человеке. И для тебяэтого должно быть достаточно, чтобы прекратить встречи с ним.

– Допустим, Глеб когда-то вел себя не лучшим образом.Но это было так давно, папа. И я уверена, он очень сожалеет.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – покачалон головой.

– Так объясни мне…

– Я сам с ним поговорю, – решительно сказал отец,теперь ни страха, ни сомнений в нем не чувствовалось, он вновь стал тем самымчеловеком, которого я привыкла видеть с детства. – Если хоть капля совестиу него еще осталась, он от тебя откажется.

– Я люблю его…

– Не повторяй при мне эту чушь. Я не желаю слушатьничего подобного. Пройдет время, и ты его забудешь, – добавил он, теперьголос его звучал мягко, как бывало в детстве, когда он терпеливо объяснял мне,почему следует поступить так, а не иначе. – В твоем возрасте раны быстрозатягиваются.

– Ты кого сейчас уговариваешь, меня или себя?

– Аня, я твой отец и, поверь мне, никогда бы не стал…все. Будем считать, мы обо всем договорились. – Он повернулся и быстрымшагом направился в кабинет.

Я вовсе не считала, что разговор окончен, и собираласьпоследовать за ним, но в последний момент передумала. Сейчас все разговорыбесполезны. Надо дать ему время свыкнуться с мыслью, что наши отношения сГлебом – это серьезно. Я побрела в свою комнату, посмотрела на телефон и решилапозвонить Соньке. Если я не могу поговорить с отцом, так хоть подруге на жизньпожалуюсь. Я сняла трубку и услышала голос Глеба.

– Я люблю ее, – произнес он.

– Сомневаюсь, – презрительно ответил отец. –Но если действительно любишь, немедленно прекратишь все это. Ты не получишь моюдочь. Я просто убью тебя. Ты понял? Свой долг я тебе заплатил, так что нерассчитывай на мою доброту.

– Я не смогу, – после паузы сказал Глеб.

– Сможешь, – усмехнулся отец и повесил трубку, а ясказала:

– Только попробуй меня бросить.

– Подслушиваешь, – вздохнул Глеб.

– А что мне еще остается? Ведь вы не хотите ничего мнеобъяснять.

– Твой отец прав, Аня, я не должен был…

Я повесила трубку, не желая слушать всю эту чушь. Однакозадумалась. О каком долге говорил отец? Что, черт возьми, произошло между ними?Что такого мог сделать Глеб, если отец не может простить его даже через многиегоды?

Я позвонила Соньке, и через полчаса она приехала. Мыуединились в моей комнате, и я, перескакивая с одного на другое, довольнопутано рассказала ей о сегодняшних событиях. Сонька выслушала и, немногоподумав, заявила:

– Правильно говорит твой папа, Глеб тебе не пара. Мнеего физиономия сразу не понравилась.

– Тоже мне, великий физиономист, – усмехнулась я,вопреки желанию вспомнив Мигеля. И тут же привычно погнала мысли о нем прочь.

– На что это ты намекаешь? – вздохнулаСонька. – Ладно, иногда я ошибаюсь. Я думаю, Глеб деньги у дяди Бористырил. Или еще какую пакость сотворил. Продал секреты конкурентам.

– Какие секреты?

– Откуда мне знать? Но у твоего папы есть повод считатьего мерзавцем, с этим даже Глеб согласился.

Вскоре я уже жалела, что так опрометчиво попросила Сонькуприехать. Вместо поддержки сплошная критика и упреки. Чтобы прекратить все это,я сказала:

– Позвони Илье. Бывает твой друг детства хотькогда-нибудь свободен?

– Он, между прочим, и твой друг, – скривиласьСонька, но позвонила. Мобильный Ильи был отключен.

– Звони на домашний, – упрямилась я.

Против ожидания, Илья снял трубку.

– Привет, Соня. Рад тебя слышать. – Особой радостив голосе я не уловила. Только Сонька собралась спросить, не могли бы онивстретиться, как он сказал: – Я сейчас очень занят. Давай я позвоню тебезавтра, и мы поговорим.

– У меня всего несколько вопросов.

– Завтра, Сонечка, завтра… – далее пошли гудки.

– Н-да, – промямлила Сонька.

– Вот что, поехали к нему, – сказала я. – Ондома, авось не выгонит.

– Одна я к нему не пойду. Дура я, что ли? Он не хочетсо мной встречаться, это же ясно.

– Со мной ему встретиться придется.

Я заглянула в кабинет отца, он лежал на тахте и разглядывалпотолок. Увидев меня, улыбнулся. Но улыбка не смогла скрыть тревоги.