Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да, Артёму, похоже, придётся подождать, – подумал Казанцев и оценивающим взглядом посмотрел на крепления внутренней перемычки. – Но тут уж ничего не поделаешь».
Техотсек был разделён на три герметично перекрытых сектора, к каждому из которых можно было добраться, либо миновав переборки остальных частей отсека, либо раскрутив щиты с внешней стороны.
«То есть, со стороны космоса…» – подумал Казанцев и вдруг в глубине его мозга вспыхнула какая-то непонятная искорка.
Нахмурившись, Алексей попытался понять, что же его так взволновало.
– Технический отсек… Переборки, – задумчиво пробормотал космонавт, чувствуя, что ещё чуть-чуть – и он поймёт что-то очень важное, возможно, даже тайну исчезновения экипажа «Афродиты».
«Секунду…»
Казанцев дрожащими руками начал скручивать со стальных штифтов барашки, крепившие переборку, ведущую в соседний сектор – тот, где должны были стоять стальные направляющие, не позволяющие скрутить материнскую плату центрального компьютера космического корабля.
Откручивая одновременно сразу несколько зажимов, Алексею казалось, что ему в нос уже бьёт глухой трупный запах.
«Какой может быть запах? Двадцать один год прошёл…»
«… Ну а бактерии? Трупные мухи, или кто там ещё бывает… откуда бы им взяться на «Афродите»? Да и потом, кто вообще знает, как может проходить разложение на стерильно чистом космическом корабле без доступа свежего кислорода…»
Космонавт ускорил свои движения. Кувыркаясь в воздухе, вывернутые барашки сталкивались друг с другом и разлетались, однако наблюдать эффект Джанибекова было некогда, и Алексей просто отмахивался от освободившихся зажимов, как от роя назойливых мух.
Как только последний из восемнадцати штифтов оголился, Казанцев навалился на переборку. Почти сразу Алексей почувствовал, как тонкий лист нержавеющей стали поддаётся и проваливается вперёд. Как только между краем листа и обшивкой корабля появился небольшой зазор, программист отпустил переборку, чтобы не провалиться вперёд, и начал аккуратно расширять отверстие тонкой инженерной монтировкой.
Медленно отставив полностью отошедший лист металла в сторону, космонавт, достав из нагрудного кармана небольшой ручной фонарь, осторожно заглянул в отсек.
Из темноты выступали переплетения каких-то кабелей, гофрированные кислородные и вентиляционные трубы обволакивали корабль, словно гигантские черви. Вся обшивка изнутри была покрыта толстым слоем пыли, однако больше в техотсеке не было ничего.
Казанцев почти минуту стоял, осматривая несколько кубических метров пространства и не веря, что его предположения не сбылись. Шаря по всему отсеку ручным фонарём, он упорно вновь и вновь переводил взгляд с одного предмета на другой, пытаясь понять, что же здесь не так, словно ища какой-то подвох, который, как ему казалось, непременно должен был здесь присутствовать.
И он его нашёл.
Приблизившись к внешней части обшивки – за тремя миллиметрами которой находился уже открытый космос. – Казанцев под лучами фонарика разглядел крошечную россыпь металлической стружки, выпирающей из обшивки, с радужными и слегка оплавленными краями.
Это были следы давней сварки.
«Вот это новости», – подумал Алексей и осторожно провёл пальцем по острой поверхности металлических иголочек, направленных точно в сторону внутренней части обшивки. «Стало быть, на «Афродите» проводили аварийный ремонт…»
Казанцев провёл рукой вдоль тонкого и короткого сварочного шва и через десять сантиметров упёрся в соседний, последний сектор технического отсека.
«Что бы это ни было, разгадка находится именно там», – подумал Алексей и начал скручивать барашки с третьей переборки, при этом лихорадочно соображая.
«Если мы ничего не знаем о ремонте, то, стало быть, это происходило сразу же после того, как с кораблём потерялась связь. Значит… значит, корабль получил какое-то повреждение, после чего космонавты заварили образовавшиеся микрощели в обшивке… а потом… и что же случилось потом?»
Но Казанцев не успел додумать эту мысль. Отозвавшись басовым гулом, переборка, освободившись от последнего крепёжного барашка, утонула в темноте третьего сектора.
Пролетев по инерции вперёд, космонавт зацепился рукой за край обшивки и, нелепо расставив ноги, завис между двумя узкими отсеками.
* * *
«Здравствуй!..
Я пишу это письмо, потому что мне осталось жить не более двух дней.
Я рассчитывал, что смогу верно направить посадочный модуль обратно на Землю, но моя скорость оказалась слишком низкой. Два дня назад я доел последний кубик белкового концентрата из наших запасов. Мне удалось растянуть порции, рассчитанные на недельное пребывание в модуле двух человек, почти на два месяца, но сегодня я почувствовал, что теряю сознание. Если бы не невесомость, то вряд ли бы у меня ещё оставались силы передвигаться.
На сороковом дне экспедиции наш корабль влетел в разряженное облако металлической пыли. Анализ траектории показал, что, вероятно, этот рой был продуктом столкновения каких-то металлических астероидов из троянцев. Несмотря на низкую плотность облака, из-за огромной скорости «Афродиты» все радарные системы и антенны в течение нескольких секунд оказались покрыты слоем намагниченного металла, который моментально вывел аппаратуру из строя.
Голенев вышел наружу, чтобы очистить антенны и наладить связь. Однако оказалось, что дело не только в пыли – несколько более крупных частиц металла повредили главный радар, а также пробили внешнюю обшивку корабля в самой толстой части. Еремеев дал команду Серёже заварить обшивку и возвращаться на борт.
Для установки запасной радиосистемы пилоту пришлось проникать в технический блок. Компьютер показывал полную герметичность отсека, поэтому, чтобы добраться до крепёжного узла, Серёжа снял скафандр.
Я до сих пор не знаю, что именно случилось потом. Скорее всего, вместе с воздухом какая-то часть пыли попала ему в лёгкие, а вместе с ней проникло что-то ещё. Мы думали, что это какой-то газ, замёрзшие частицы которого попали на корабль и испарились в атмосфере отсека, но сейчас мне кажется, что действие этого газа больше напоминало поражение каким-то паразитом.
Почти сразу после того как Сергей вылез из отсека, у него начался приступ кашля, который перешёл в припадок. Мы вкололи ему успокоительное, и он сразу же отключился. Пока Голенев спал, температура его тела подскочила до сорока градусов, и командир решил его разбудить, чтобы дать антибиотики.
Раньше я никогда не задумывался над выражением, что самое страшное для человека – это утратить разум. Теперь я знаю об этом всё.
Когда пилот проснулся, он нас уже не узнавал. Потом у меня было много времени, чтобы проанализировать произошедшие на «Афродите» события. Судя по всему, неизвестный организм поразил мозг – во всяком случае, на остальных органах его действие никак не сказывалось. Это существо – или вещество – слой за слоем проникало в извилины нашего товарища, блокируя их работу и заставляя того всё больше и больше отрываться от реальности. Смотреть на это было ужасно, и никакими словами
