не описать те несколько часов безумия, которые нам довелось пережить рядом с нашим пилотом. Возникало ощущение, что память Сергея с невероятной скоростью раскручивается в обратную сторону, и мы с ужасом ожидали развязки. Несколько раз Голенев порывался покинуть корабль, и нам приходилось за ним постоянно следить. Один раз Еремеев достал его уже из шлюза. Пилот плакал и постоянно спрашивал нас, почему его не пускают к жене. Галлюцинации Сергея стали настолько явственными, что находиться рядом с ним становилось уже невозможно. Буквально за несколько часов от личности нашего друга не осталось практически ничего. Обколотый различными медикаментами, Сергей уже не вставал и лишь постоянно разговаривал со своей давно погибшей супругой, трясясь в припадочном кашле с температурой около сорока двух градусов.

Не знаю, как эта гадость настигла Еремеева. Скорее всего, это произошло из-за того, что наш командир постоянно находился при больном и делал ему различные уколы, пытаясь успокоить. Где-то через пять часов после инцидента с нашим пилотом я почувствовал мощнейший рывок ускорения. Сашу я обнаружил в рубке, где его выворачивало наизнанку от кашля и рвоты. Возможно, его организм оказался сильнее, или вещество уже теряло свои свойства – но командир терял рассудок гораздо медленнее Сергея.

С большим трудом мне удалось запереть Еремеева в шлюзовом блоке и заблокировать систему дверей. Когда я вернулся в рубку, то узнал, что горючего на корабле больше не осталось – всё топливо, в том числе и с посадочного модуля, командир слил в маршевые баки и практически подчистую сжёг для разгона. Компьютер показывал падение на Солнце. Я использовал остатки топлива, чтобы выровнять параболу падения, но программа всё равно не давала гарантии прохождения мимо Солнца. Шансы на выживание оставались нулевые – и я принял решение покинуть «Афродиту».

Компьютер «Голиафа» дал курс к Земле, но я уже не знал текущего положения корабля, поэтому не питал никаких иллюзий. Незадолго до отстыковки посадочного модуля я услышал сигнал о раскрытии внешнего шлюзового порта. Надеюсь, в последние мгновения жизни нашего командира рассудок не вернулся к нему.

Я использовал всю азотную смесь в маневровых движках модуля для ускорения, но «Голиаф» оказался слишком громоздок для возвращения к Земле, а скорость «Афродиты» относительно Солнца была колоссальна. Сейчас я даже не представляю, где нахожусь, и в какой стороне от модуля находится Земля. Когда я допишу это письмо, я дам компьютеру команду согнать весь кислород отсека в баллоны и опустить давление до минимальной отметки. Надеюсь, я быстро засну, и мне не придётся мучиться.

Я до конца не уверен, действительно ли это был какой-то вирус, дремавший в вакууме космоса, или просто неведомый человечеству набор страшных по своей разрушительной силе газов нервнопаралитического действия, адскую смесь которых подсунуло нам пространство.

Не берусь предполагать, кто и когда может найти моё последнее послание. Но если это письмо кто-нибудь всё же прочитает – прошу, передайте привет моему сыну Роме и скажите, что я помнил о нём до последней своей минуты.

Борис Мельник, геолог и планетолог экипажа «Афродиты».

P.S. И если всё же случится невозможное, и злой рок допустит, что наш злосчастный корабль уцелеет и когда-нибудь вновь вернётся к Земле, я заклинаю – ничто живое не должно попасть в крайний отсек между обшивкой и кораблём.

Чудище из Альтендорфа

Жизнь в Альтендорфе всегда протекала спокойно и неторопливо.

Рядом с этой затерянной в Брокенских лесах деревенькой никогда не проходили никакие торговые пути, а до большой дороги от старого Альтгеймского тракта было без малого двадцать миль. Поблизости от Альтендорфа не было ни богатых рыбных озёр, ни рудников, и единственным богатством местных жителей были широкие поля да густой лес.

Этот лес и кормил Альтендорфских крестьян. В нём они охотились, его они рубили с разрешения магистрата, а доски и брёвна отправляли на продажу в Бург.

Впрочем, хотя в Альтендорф никогда и не заезжали шумные ярмарки, нищими его жителей назвать было нельзя – благодаря твёрдой, но справедливой руке магистрата Дитмара, надзиравшего за благосостоянием деревни, крестьяне имели возможность спокойно и честно зарабатывать себе на хлеб.

Насколько себя помнил деревенский староста Рупрехт, так было всегда. За все шесть десятков лет своей жизни он не припоминал ни одного случая, чтобы в Альтендорфе возникали какие-то волнения или затеивались массовые драки. И тем удивительнее было ему видеть, как большая толпа крестьян, с гулом и криками, идёт мимо двора и подступает к его дому.

Бросив свою обеденную похлёбку, Рупрехт накинул на голову шапку и выскочил из избы на крыльцо.

– Смотрите, смотрите! Тут староста! – тут же раздались голоса, и крестьяне стали останавливаться и оборачиваться к нему.

– Староста, староста вышел!..

– Здесь Рупрехт! Скажите ему! – поддержали другие. Староста деревни медленным взглядом обвёл собравшихся перед ним людей, пытаясь уловить, в чём причина такого внезапного волнения, однако ничего не смог разобрать. Ему показалось, что большая часть крестьян, скорее, чем-то напугана, чем недовольна.

– Рупрехт! – выкрикнул кто-то из толпы. – Поговори с Куртом, кузнецом!

– Да, пусть кузнец расскажет! – наперебой заголосили крестьяне, и, поскольку толпа несколько расступилась, староста увидел в её центре деревенского кузнеца.

Курт был чрезвычайно возбуждён, и, встретившись с ним взглядом, староста невольно содрогнулся. Глубоко дыша, кузнец подошёл к Рупрехту и, глядя куда-то вбок, пробормотал:

– Там, в урочище, за старым трактом… – после чего повернулся куда-то в сторону и внезапно замолчал.

– Что такое? – с трудом разбирая, что говорит Курт, сердито поторопил его староста.

– Я видел там дракона, – широко раскрыв глаза, негромко сказал кузнец и опустил глаза к земле.

Староста облегчённо выдохнул – если всё дело заключалось лишь в этом, то поводов для особого беспокойства нет.

– Курт, – строго посмотрел на него Рупрехт, – ты же ведь никогда раньше не пил. Тебе не совестно перед соседями?

Толпа внезапно загудела, и из неё выступили двое каких-то мужиков, которых с первого взгляда староста опознать не смог.

– Погоди, староста, – пробасил один из них. – Курт не пьян. Мы с Уве, – тут крестьянин кивнул на стоявшего рядом с ним крестьянина, – как раз ехали с подводой с вырубки. Так вот, мы тоже слышали этот рык драконий, про который кузнец рассказывал…

Тут толпа зашумела ещё сильнее, а староста, замотав из стороны в сторону головой, поднял вверх правую руку:

– Тише, тише вы! Какой ещё рык? Что именно вы слышали? Ральф? – Рупрехт посмотрел в упор на стоявшего рядом с Уве крестьянина. Тот испуганно вжал голову в плечи и, сняв шапку, ответил:

– Мы ничего не видели, –