Кузя не казался мне особо привлекательным, а саму себя ясчитала девушкой красивой, оттого-то была убеждена, что он мне не пара. Ковсему прочему, у Славки обнаружился скверный характер, он вечно задирался,грубил учителям и общественностью был причислен к хулиганам. В данном случаеобщественность оказалась права, хотя теперь назвать Кузю хулиганом язык неповорачивался, он самый настоящий преступник, грабитель и убийца.

Я воззрилась на фотографию, вздохнула и решила позвонить вмилицию. А что еще прикажете делать, раз я его узнала. Они ведь, между прочим,спрашивали, не показался ли мне преступник знакомым. Я уже потянулась ктелефону, но рука моя вильнула в сторону, а потом и вовсе замерла на телефонномсправочнике. Конечно, преступление преступлением, но с Кузей мы сидели за однойпартой и доносить на него… К тому же я могла обознаться. Ведь могла же, разлица не видела. Голос это голос, и еще вопрос, Кузин ли… к тому же он никого неубивал, а когда нервный застрелил Рыжего, испугался не меньше меня.

Конечно и ограбления кафе хватит за глаза, но я ведь всехобстоятельств не знаю, с Кузей я не виделась лет пять и неизвестно, каксложилась его жизнь, а памятуя его всегдашнее невезение…

Словом, я уговорила себя, что спешить ни к чему. Для началастоило бы поговорить с одноклассником, услышать его версию происходящего,посоветовать отправиться в милицию с повинной, а заодно узнать, что там с моимпаспортом.

Данное решение меня воодушевило, но осуществить егопрепятствовало одно обстоятельство: я не знала номера Славкиного телефона. Вовремена нашей школьной дружбы телефона у него вовсе не было, а теперь… яперевела взгляд на справочник и принялась его изучать. Вскоре стало ясно: еслителефон у Славки появился, то в справочнике он не значился. Конечно, япрекрасно помнила, где он живет, но это на другом конце города, а моя машина вавтосервисе. От троллейбусной остановки, где жил Славка, минут пятнадцать ходужуткими подворотнями и если я там пойду вечером одна, непременно нарвусь наприключение, это уж не ходи к гадалке, а на такси у меня нет денег. Можнозанять у Ритки…

При этой мысли я сразу же скривилась. Ритка — зануда, начнетвоспитывать.

Нет уж, на сегодня с меня умных речей хватит. Что же тогда?Чем безнадежнее мне казалось предприятие, тем больше я жаждала осуществить его.Я вздохнула и выбралась из своей комнаты. Ритка чем-то гремела на кухне. Явошла и заявила:

— Есть хочу.

— Сейчас, — кивнула она.

Севка, ее возлюбленный, сидел перед телевизором с совершеннобезумным видом, но, услышав нас, обернулся и взглянул на меня с намеком напрезрение.

— А сама ты поесть не в состоянии? — глумливопоинтересовался он.

— Чего это ты мне указываешь в собственном доме? —поинтересовалась я.

— Между прочим… — разозлился он, но договорить неуспел.

— Не начинайте сначала, — грохнув чем-то тяжелым, возопилаРитка. — Я, как нормальный человек, имею право на вечер, проведенный впокое, без скандалов и ругани.

— Она сидит у тебя на шее, — не удержался Севка, ая с удовольствием заметила:

— А ты живешь в моем доме. Если тебе что-то ненравится, катись отсюда.

— Прекратите, — вновь чем-то грохнув, пресекла насРитка. — Отстань от нее.

Ты же знаешь, если она возьмется что-то разогревать, тонепременно устроит пожар.

Кстати, Бог миловал, пожаров я никогда еще не устраивала, ноэто было навязчивой Риткиной идеей. Каждый раз, когда я появлялась в кухне ивключала плиту или микроволновку, она начинала трястись, как осиновый лист. Мнеэто было на руку, так как освобождало от готовки, которую я ненавидела, и хотьв душе я и не соглашалась с Риткой, но печалью на лице давала понять, что еебеспокойство не беспочвенно.

Севку это страшно злило. В нашей квартире он устроился судобствами и, судя по всему, надолго и не чаял избавиться от меня, ежедневнонамекая, что у меня есть своя квартира, на что я отвечала, что эта квартиратоже моя, и мы орали до тех пор, пока не вмешивалась Ритка и не разгоняла наспо комнатам.

Ритку было жаль, целых пять лет мы с ней отлично уживались илишь появление Севки все испортило. Севка появился на следующий день послепохорон отца, может и на похоронах присутствовал, но я его не заметила.Проводить папу пришло очень много людей. Папа был в городе личностью известной,по крайней мере, так о нем написали в газетах. Чем он был известен другимоставалось лишь догадываться, сама я папу видела редко, он был очень занятымчеловеком, всю свою сознательную жизнь я только и слышала «папа очень занят».Когда я училась в начальных классах, нас покинула мама. Я не могу припомнить,как это произошло, потому что мама тоже была очень занята и ее исчезновения японачалу даже не заметила.

Только когда тетя Валя, сестра отца, три вечера подряд,укладывая меня спать и проливая горькие слезы, шептала: «бедная моя девочка,при живой матери сирота», я сообразила, что-то у нас не так и загрустила.Вечером четвертого дня папа, выкроив время, сел рядом со мной на диван, обнялменя и сказал:

— Дочка, мама от нас уехала.

— Куда? — полюбопытствовала я.

— В Москву. У нее там будет другая семья. Возможно,мама возьмет тебя, но несколько позже.

— А тетю Валю? — насторожилась я.

— Что тетю Валю? — не понял отец.

— Тетю Валю она возьмет?

— Ну… видишь ли… с тетей Валей они никогда особенно недружили.

— Тогда знаешь что… я, пожалуй, к ней не поеду.

— Отлично, — кивнул отец, — я очень рад.

Я тоже была рада, без мамы стало гораздо спокойнее, раньшететя Валя тратила свободное время на то, чтобы ругаться с мамой, доказывая ей,что ребенка воспитывают не правильно, а теперь она проводила его со мной. Как яуже сказала, у папы свободного времени было мало, а тратил он его в основном навыпивку, то есть, если оно у него было, он ехал куда-нибудь и отчаяннонапивался или в одиночестве сидел в своей комнате и пил, тихо, никому не мешая.Тетя Валя объясняла это тяжелой работой. Папа в то время заведывал вторсырьеми, думая о его работе, я непременно представляла отца перетаскивающим ржавыетрубы, потому что как-то раз мы с тетей Валей заезжали к нему на работу и хотьпапа никаких труб не таскал, но увиденное произвело на меня впечатление. «Мойпапа работает на свалке», — решила я, очень ему сочувствуя, и потому тягапапы к горячительным напиткам была мне вполне понятной.

Потом времена сменились. Помню, папа вернулся вечером изаявил: