Видя, что Хаген входит в дом, Кей Адамс спросила МайклаКорлеоне:

— Кто это? Ты представил его как брата, но у негодругая фамилия, и он явно не итальянец.

— Том с двенадцати лет живет с нами, — сказалМайкл. — Его родители умерли, и он беспризорничал. Однажды Сонни привелего домой, и он остался у нас. Ему некуда было идти, и до своей женитьбы он жилс нами.

Кей Адамс расчувствовалась:

— Это и в самом деле романтично, — сказалаона. — Твой отец, должно быть, очень добрый человек. Имея стольких детей,взять и просто так усыновить еще одного…

Майкл не стал объяснять, что для итальянцев четверо детейэто ничто. Он сказал:

— Тома не усыновили. Он просто жил с нами.

— А! — громко воскликнула Кей, а потом слюбопытством спросила: — А почему вы его не усыновили?

Майкл засмеялся:

— Отец сказал, что будет неуважением к родителям Тома,если он сменит фамилию.

Они видели, как Хаген подталкивает Сонни к двери кабинетадона, а потом пальцем подзывает Америго Бонасера.

— Почему они беспокоят твоего отца в такой день? —спросила Кей.

Майкл снова засмеялся:

— Они знают, что, согласно сицилийской традиции, отецне сможет отказать просителю в день свадьбы его дочери. И ни один сицилиец неупустит такого шанса.

Люси Манчини, придерживая свое длинное розовое платье,взбежала наверх по лестнице. Тяжелое лицо Сонни Корлеоне, красное от желания,испугало ее, но ведь она сама возбуждала его на протяжении всей недели. Два еепрежних романа в колледже не оставили в ее жизни значительного следа и непродолжались больше недели. Когда она поссорилась со своим вторым любовником,тот заметил что-то вроде того, что «она слишком велика там, внизу».

На протяжении всей зимы, во время подготовки к свадьбе еелучшей подруги, Конни Корлеоне, Люси постоянно слышала передаваемые шепотомрассказы о Сонни. Однажды в воскресенье на кухне дома дона Корлеоне к обычнымсплетням прибавилось и замечание жены Сонни, Сандры. Сандра — грубая иравнодушная женщина, родилась в Италии, но ребенком была привезена в Америку. Унее было крепкое тело, большие груди, и на протяжении пяти лет замужества онауспела три раза родить. Сандра и другие женщины пугали Конни ужасами первойбрачной ночи.

— Что касается меня, — смеялась Сандра, — товпервые увидев мачту Сонни и поняв, что он собирается воткнуть ее в меня, язакричала, будто меня собирались резать. Через год мои внутренности сталинапоминать хорошо проваренные макароны. Услышав, что он проделывает ту жеработу над другими женщинами, я пошла в церковь и зажгла свечу.

Все засмеялись, а Люси почувствовала сладкое томление внизуживота.

Теперь, когда она поднималась по лестнице навстречу Сонни,по всему ее телу проходили волны дрожи. На лестничной площадке Сонни схватил ееи потащил по коридору в свободную комнату. Когда двери за ними закрылись, ногиее подкосились от слабости. У своего рта она почувствовала рот Сонни, его губы,горький вкус жженого табака. В тот же момент его рука проскользнула ей подплатье и очутилась между ног. Люси обхватила руками его шею, а он положил своибольшие ладони на ее обнаженные ягодицы и поднял ее.

Оказавшись в воздухе, она обвила ногами его талию. Что-топылающее скользило по ней, касаясь ее бедер. Она опустила руку, ощутила владони огромный, полный крови мускул и направила этого бьющегося, словноживого, зверька прямо в свое влажное разбухшее лоно… Резкая, невероятной силысудорога наслаждения прошла по ее телу; толчки следовали один за другим, и этостало для нее мучительно-сладкой пыткой, потом зверь ослабел, ритм замедлилсяи, наконец, по ее бедру потекла струйка липкой жидкой массы. Ноги еерасслабились, соскользнули вниз и опустились на пол.

Только теперь они услыхали легкое постукивание в дверь.Сонни приставил ногу к незапертой двери и принялся спешно застегивать брюки.Люси в смятении опустила розовое платье, глаза ее блестели. Тихий голос ТомаХагена за дверью произнес:

— Сонни, ты там?

Сонни вздохнул с облегчением и подмигнул Люси.

— Да, Том. А в чем дело?

— Дон хочет тебя видеть в своем кабинете. Теперь.

Они услышали его удаляющиеся шаги. Сонни подождал несколькоминут, крепко поцеловал Люси в губы, а потом скрылся вслед за Хагеном.

Люси причесалась, проверила платье, выровняла корсет. Вовсем теле чувствовалась боль, губы распухли. Она вышла в дверь и, спустившись всад, уселась за столом рядом с Конни, нетерпеливо спросившей ее:

— Где ты была, Люси? Кажется, ты пьяна. Останешьсясидеть рядом со мной.

Жених налил Люси стакан вина и понимающе улыбнулся. Но Люсибыло на все наплевать. Она поднесла красную жидкость к пересохшим губам ивыпила. Тело ее дрожало. Она косилась через верхний край стакана и жадно искалаглазами Сонни Корлеоне.

Америго Бонасера вошел вслед за Хагеном в угловую комнатудома и увидел там дона Корлеоне, который сидел за огромным рабочим столом.Сонни Корлеоне стоял у окна и смотрел в сад. В этот праздничный день донвпервые проявил холодность. Он не обнял гостя и не пожал ему руки. Угрюмыймогильщик удостоился приглашения только благодаря своей жене, которая былаблизкой подругой жены дона. Дон не любил Америго Бонасера.

Бонасера подошел к своей просьбе окольными путями:

— Ты должен простить мою дочь, крестницу твоей жены, зато, что она не пришла сегодня поздравить тебя и твою семью. Она все еще вбольнице.

Он посмотрел на Сонни Корлеоне и на Хагена, давая понять,что не хочет говорить в их присутствии. Но дон был безжалостен:

— Всем нам известна история с твоей дочерью, —сказал дон Корлеоне. — Если я могу ей чем-нибудь помочь, только скажи, и явсе сделаю. Ведь моя жена — ее крестная. Я никогда не забывал этой оказаннойнам чести.

Это было уколом. Могильщик никогда не звал дона «крестнымотцом», как этого требовал обычай.

Лицо Бонасера посерело, и он спросил прямо:

— Я могу остаться с тобой наедине?

Дон Корлеоне отрицательно покачал головой:

— Я жизнь свою доверяю этим людям. Оба они — моя праваярука. Я не могу обидеть их таким недоверием.

Могильщик закрыл на мгновение глаза, а потом начал говорить.Говорил он тихим, навевающим тоску голосом:

— Я воспитал свою дочь по американской моде. Я верю вАмерику. Америка дала мне богатство. Я предоставил дочери свободу, но в то жевремя предупредил ее, чтобы она не принесла позор семье. Она нашла себе друга —не итальянца. Ходила с ним в кино. Возвращалась домой поздно. Но он ни разу непришел познакомиться с ее родителями. Я принял все это без протеста. Два месяцаназад он повез ее кататься на машине. С ним был еще один друг. Они заставили еепить виски, а потом пытались изнасиловать ее. Она сопротивлялась и защитиласвою честь. Я навестил ее в больнице. У нее сломан нос и раздроблен подбородок.Она плакала от боли: «Папа, папа, почему они это сделали? Почему они этосделали?» И я тоже плакал.