Вообще отец для Стаса был непререкаемым авторитетом. Ему ондоверял, к его речам прислушивался. Да и внешность хотел бы иметь папину –может, тогда бы девчонки к нему не липли. Вон отец какой строгий, суровый, нокрасивый, вернее, не красивый, а, как шушукались соседские тетки,привлекательный: смуглый, носатый, с квадратным подбородком, пронзительнымикарими глазами и густыми, сросшимися на переносице бровями.

Короче, отца Стас уважал. А мать любил безмерно. Емунравилось в ней все: и красота, и сдержанность, и умение держать себя в руках влюбой ситуации, и даже холодность. Да, с другими она была холодна. Со всеми,даже с мужем, но только не с ним. Стаса она обожала, ласкала и лелеяла, сын жеготов был ради нее на все. Однажды, в день ее рождения, он опустошил цветочнуюклумбу перед клубом и положил охапку бархоток к ногам мамы. Конечно, ей потомпришлось заплатить штраф, но она ни разу не упрекнула Стаса за стольнеобдуманный, но романтичный поступок. Да и как она могла обвинить сына в том,чего всегда ждала, но не могла дождаться от мужа, – безумства?

Даже когда Виктор за ней ухаживал – упорно, настойчиво,преданно, он никогда не позволял себе романтических безумств. Если визит, томинута в минуту, если прогулка, то по определенному плану, если цветы, топокрупнее. Виктор был педантичен, прагматичен, даже приземлен, но напорист, какторнадо.

Познакомились будущие супруги Радугины в сельхозинституте.Ольга там училась, а Виктор чинил канализацию: она была успешнейшей студенткой,он – приходящим сантехником. Он влюбился в нее сразу, она в него – только когдапоняла, что у нее нет выбора.

У Ольги к тому моменту, как Радугин выбрал ее своей дамойсердца, был жених-аспирант и дюжина поклонников, у Виктора не было ничего, дажеквартиры. Но его это не останавливало. Каждый вечер он встречал ее у аудитории,а если Ольга не приходила на занятия или пряталась от надоедливого слесаря, тонаходил ее и дома, и в укрытии – по наитию. Он бил ее ухажеров. Он втерся вдоверие к ее родителям. Он даже их собаку заставил признать себя. Ольга незнала, куда ей деваться от его любви. Конечно, если бы он был груб, несдержан,она бы… Но Виктор всегда оставался с ней безукоризненно галантным, внимательным– и непоколебимым, даже когда она обрушивала на него проклятия.

Прошел год. Аспирант, устав от тени своей невесты в лицекрупного, широколицего, бровастого парня, ретировался. Другие поклонникиразбежались еще раньше. Остался только Виктор. Но и тогда у Ольги не было дажемысли о том, что этот деревенщина в чистеньком убогом костюмчике станет ее мужем.Она еще не знала, что от судьбы не уйдешь.

Через полгода Виктор пришел свататься. Ольга истерическирассмеялась, швырнула букет из трех гвоздик ему в лицо и сказала все, что о немдумает: «Ты – быдло, ничтожество, дегенерат и неудачник». Он стоически выслушалее отповедь, развернулся и пропал из Ольгиной жизни. Как она думала, навсегда.

Но она ошибалась. Как только Ольга перестала вздрагивать,когда кто-то звонил в их входную дверь, Виктор объявился: он подошел к ней вкоридоре института, показал зачетку и ровным, уверенным голосом сказалследующее: «Я поступил в вуз, через пять лет стану молодым специалистом, ещечерез пять начальником цеха, в тридцать я буду замдиректора, в сорокдиректором, в пятьдесят председателем обкома партии, в шестьдесят генеральнымсекретарем ЦК КПСС. Станешь моей женой?»

Сначала она хотела снова поднять его на смех, унизить,оскорбить, но что-то в его темных, почти черных глазах заставило ее задуматься.И поверить ему.

Его женой она стала лишь спустя пять лет, когда он с краснымдипломом закончил институт.

Эту историю Стас знал наизусть, правда, без ненужныхподробностей. Из нее он сделал два вывода: первый – мужчина всегда должендобиваться своего, второй – любовь творит чудеса. Последнее не переставало егоудивлять, а вот первое он безоговорочно принял как свой девиз. Он станет такимже сильным, упорным и уважаемым человеком, как и его отец.

И сейчас Стас вздернул подбородок, сдвинул брови, пытаясьсымитировать отца, и грозно глянул на смешного розовощекого мальчишку в зеркале.Мальчишка надулся, выпучил глаза, а потом залился безудержным хохотом. У негобыл повод для радости – ведь скоро первое сентября.

* * *

Стоял изумительный день. Небо было чистым, солнце по-летнемуярким, ветерок, теребящий еще зеленую листву, ласковым. Шура подтянулагольфину, встряхнула букет астр, сворованных в соседнем саду, и, шикнув на кур,направилась к школе.

Площадь перед ней уже была запружена нарядными детьми и ихродителями. На фасаде алел транспарант «1 сентября – День знаний!», виселивоздушные шары и флаги. Из рупоров неслась бодрая пионерская песня. Нафлагштоке посреди площади болталось еще не поднятое красное знамя.

Шура влилась в толпу. Протиснулась к крыльцу. Встала наступеньку. Вообще-то на первую торжественную линейку ее должен был провожатьотец (мама трудилась уборщицей в этой школе), но он дрых после вчерашнегоперепоя, и Шура решила его не будить, дабы не опозориться перед будущимитоварищами. В конце концов, не маленькая, сама разберется куда идти.

В рупоре затрещало, марш оборвался, дети насторожились,родители взволнованно зашептались: «Начинается, начинается…» Но послесекундного молчания рупор выплюнул новый аккорд. Все опять загалдели. Шура,удобно стоявшая на возвышении и имевшая возможность обозревать всю площадь,заинтересовалась одной парой. Пара была странная: хрупкая женщина с косой итонким лицом, совсем не подкрашенным, и белобрысая девочка с нелепым бантом.Вернее, бант был нормальным, как у всех – белым, гофрированным, но очень ужсмешно он смотрелся на маленькой головке незнакомки да еще по цвету сливался сволосами, поэтому казалось, что это не красиво завязанная лента, а уродливыйнарост на темени.

Шура горделиво тряхнула головой. Конечно, у нее волосенкитоже жидковаты, но по сравнению с паклей белобрысой девочки – они просто грива…И вообще, почему она так переживала, что будет выглядеть хуже всех? Может,форма у нее и не новая, и гольфы ей подарили, и портфель мальчишечий, но тадевочка с покрасневшими глазками смотрится много хуже ее, хоть на ней иновехонькая одежда.

Уверившись в своей неотразимости, Шура потеряла к незнакомкевсякий интерес. Она перевела взгляд в другую сторону и увидела, как отблизстоящего кирпичного дома в ее сторону направляется мальчик. Шура хотеламахнуть ему приглашающе, типа залезай ко мне, познакомимся, но так и осталасьстоять в бездействии. Рука, занесенная было для взмаха, повисла, слова застрялив горле, а весь окружающий мир вдруг исчез, даже бравурная песня и треск изрепродуктора, казалось, оборвались. Все перестало существовать в тот миг, когдаШура разглядела лицо мальчишки.

Она не поверила, что такие глаза и улыбка могут принадлежатьобычному пацану с соседней улицы. Этого просто не может быть! Мальчик, которыйстремительно шел в ее сторону и небрежно помахивал огромными гладиолусами, неиначе как принц из сказки. А его волосы! Ни у кого, даже у старшеклассников,нет такой прически. Шура огляделась, так и есть, все мальчики постриженытрадиционно, «под 40 копеек» – ровная челка, обрубленные виски. А у этогоМаленького принца длинные локоны, блестящие, темные, отливающие золотом,спускающиеся почти до плеч. А еще у него была ямочка на подбородке…