Может и впрямь…

«Еще секунда — и я начну хохотать. Позорно, истерическихохотать, стоя спиной к умирающему ребенку…»

И это была правильная мысль. Дурь вылетела из головы. Викторотвернулся от несчастных останков телефона, подошел к девочке. По-прежнему всознании, это уже хорошо. Но откуда такая бледность?

Склонившись над неожиданной пациенткой, он осторожно закаталокровавленный свитер. Девочка слегка повернулась, помогая ему. Молодчина.

Свитер задрался легко, это было одновременно и хорошо, истранно. Хорошо, ведь если кровь не успела засохнуть, приклеить одежду к коже —значит, ранение недавнее. Странно, потому что свежая рана должна былапродолжать кровоточить.

— Как? — спросила девочка. Спокойно, без тогомелодраматичного надрыва в голосе, что звучит порой и у взрослых барышень,порезавших пальчик.

— Нормально, — ответил Виктор, чудом попадая ей в тон.

Он ожидал чего угодно. Зияющей раны, оставленной горлышкомразбитой бутылки, или того, что на коже не окажется даже царапины. В концеконцов, окровавленная девочка может быть лишь живой отмычкой для шайкималолетних грабителей. А он ведь до сих пор не закрыл дверь!

Но рана и впрямь была. Тонкий, почти хирургического видаразрез. Уже не кровоточащий.

— Несильно зацепили, — сказала девочка, словно читая егомысли. — На переходе. Больно не было, только крови плеснуло…

— На переходе, ясненько…

Виктор зачарованно смотрел на рану. Повезло девчонке.Видимо, полоснули бритвой. Но задели слабо, лишь чуть пропороли кожу. Исвертываемость у нее оказалась хорошая. И сама она не растерялась. Виктору,взрослому и достаточно крепкому человеку, и то было неприятно спускатьсявечером в подземный переход. Вечно там разбивали лампочки, частенько воняловсякой гадостью, шевелились в углах бесформенные тени бродяг, готовящихся кночевке. Вот кто-то и напал на девочку. Скот. А девчонка — молодец, отчаянная.Вырвалась, вбежала в ближайший подъезд, лишь у двери упала… к счастью, не откровопотери, как он вначале подумал.

— Все будет нормально, — сказал он. — Честное слово. Этотолько порез. Даже не стоит шить. Я обработаю перекисью…

— Хорошо, Виктор.

Она смотрела ему в глаза испытующе и серьезно. Не по-детски.

А еще — знала его имя!

— Откуда ты меня знаешь? — резко спросил Виктор.

Девочка молчала.

Похоже, эта ночь не собиралась дарить ему простые ответы.

Виктор быстро прошел в прихожую. Торопливо провернул замок.Потом, чувствуя легкое смущение, снял с гвоздя в стене ключи от второго, почтиникогда не закрывавшегося замка, запер и на него.

Забаррикадировался, называется! Хлипкая картонная дверь идва жалких серийных замка. Мой дом — моя крепость…

Стены, черные как ночь,

Белый жемчуг куполов,

Пусть печаль уходит прочь,

Это крепость наших снов…

Плеск лазоревой волны,

Льется с неба солнца мед,

Дети облачной страны

Начинают свой полет…

И не думай, не гадай,

Где здесь сон и где здесь явь,

Одного не забывай —

Кто в ответе, тот и прав…

Есть властитель в мире дня,

Повелитель есть в ночи,

Но от тайного огня —

Одному даны ключи…

…Виктор оторвался от стены. Ноги чуть дрожали, но чушь вголову больше не лезла. На каком-то немыслимом автопилоте он открыл аптечку,висевшую в прихожей, выгреб полиэтиленовый пакет с бинтами и пластырями.

«Самому пора лечиться…»

Девочка продолжала лежать, глядя на него. Виктор быстро,стараясь забыться в простейших действиях, оторвал кусок бинта, смочилперекисью, провел по тонкому разрезу. Перекись зашипела, выедая подсохшуюкорочку крови. Девочка поморщилась.

— Откуда ты меня знаешь, а? — раскрывая пакетики слейкопластырем спросил Виктор. Больному полезно заговаривать зубы во времяпроцедуры. Но ему самому был важен ответ.

— Знаю, — девочка наконец-то снизошла до разъяснений. Жальлишь, что ясности они не принесли никакой.

Чтобы закрыть рану, потребовалось всего три кусочкапластыря. Нет, определенно повезло девчонке! Скользящий разрез, поверхностный.Но откуда натекло столько крови?

— Бритвой полоснули? — спросил он.

— Нет, саблей.

Глаза у нее были серьезные. Но Виктор отвык верить глазам.

— Я не знаю, как тебя зовут, — начал он, закипая. — Не знаю,где ты удачно оцарапалась…

— Тэль.

— Что?

— Так меня зовут. Тэль.

Внезапно Виктор понял.

Видел он как-то по телевизору таких вот мальчишек идевчонок. Неряшливо одетые, с волосами, перевязанными ленточками, сдеревянными, а то и металлическими мечами за спиной. Называли они себя именнотакими «красивыми» именами, собирались где-нибудь в лесу и занимались «ролевымииграми». Хорошенькая корреспондентка взахлеб рассказывала, что это новоемолодежное увлечение, в ходе которого вырабатываются альтернативные формыповедения и познается история исчезнувших цивилизаций. Виктору от подобногозрелища было тоскливо. Во-первых, он верил в древние цивилизации гномов иэльфов не более, чем в империю Кощеев Бессмертных или конституционную монархиюБабы Яги. А во-вторых, уж слишком фанатично блестели глаза у ребят, посвятившихсвою юность изучению эльфийской речи.

Наверное и эта девчонка, Тэль, заигралась в подобные игры.Бродила в компании сотоварищей-эльфов, красила ногти золотым лаком, фехтоваларжавыми железяками. Вот и получила маленькую отметину на всю жизнь.

Прекрасное объяснение. Лучшего не придумать. Да и не хочетсяв этот поздний час отвергать простые и понятные объяснения.

Но откуда девочка знает его имя?

Может быть, видела в больнице? Доводилось поройподдежуривать в детских отделениях. Запомнила пигалица лицо и имя, а потом,случайно попав в квартиру, приняла случайность как должное… Дьявол, сплошныедомыслы…

— Тэль, — как можно ласковее сказал Виктор. — Я долженсейчас позвонить твоим родителям… хм…

Он покосился на телефон. Тот, правда, уже не дымился, но…

— Тэль, я выйду, внизу есть таксофон, — сказал Виктор.

Девочка улыбнулась.