Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Виктор, прикрывая ладонью язычок огня, вернулся вкомнату, Тэль у порога уже не было. Она сидела на тахте, задумчиво листаяжурнал «Медведь». Журнал, кстати, раньше лежал на книжной полке.
— Очень смешно, — сказал Виктор, опуская свечу на столик. —Значит, так. Времени второй час. Так что ты остаешься.
— Спасибо, — поблагодарила девочка.
— Ляжешь здесь. А я на полу. Утром пойдем к тебе домой.
— Обещаешь? — требовательно спросила Тэль таким тоном,словно Виктор коварно заманил ее в квартиру и не дает уйти.
Пришлось пару раз глубоко вдохнуть, прежде чем ответить…между прочим, с ощущением, что совершается огромная глупость.
— Да. Клянусь.
— Я тебе верю, — согласилась Тэль. Отложила журнал и сталанаблюдать, как Виктор достает из шкафа запасное одеяло и подушку, стелит себена ковре, в том уголке комнаты, что давно был отведен для припозднившихсядрузей.
Слава Богу, она не вызвалась помочь, Виктор был уже навзводе.
— Моя постель — попона боевого коня, — мрачно сказал Виктор,усаживаясь на сложенное вдвое одеяло.
— Ты умеешь ездить верхом? — живо заинтересовалась Тэль.
Он даже отвечать не стал. Встал, потянулся к свече. Уже давяпальцами крошечный лепесток пламени, краем глаза увидел, что Тэль стягиваетсвитерок, одетый, оказывается, на голое тело.
Дьявол! То ли абсолютное простодушие, то ли циничнаяразвращенность. Тэль в том возрасте, когда подобное поведение еще не означаетоднозначного предложения… и уже не в том, когда не значит абсолютно ничего.
Ему казалось, что он вообще не заснет этой ночью. Но сонпришел сразу, едва Тэль закончила возиться на тахте. Словно ничегоудивительного не произошло, словно он спал в полной безопасности и водиночестве.
А снился Виктору умирающий конь, красивый белый конь,лежащий на зеленой траве. Боевая попона, сплетенная из металлических колечек,была истыкана короткими толстыми стрелами. Конь вздрагивал, поднимая белуюморду с кровоточащей круглой раной во лбу. В голубых словно небо глазахсветилась человеческая мука. Виктор нагнулся над ним, провел ладонью по холке.А потом перерезал коню горло коротким широким клинком.
С противоположной от себя стороны, как учила бабушка Вера.
* * *
Была в ее движениях грация, недоступная человеку. Лой Ивер,глава клана Кошки, коснулась тонким пальчиком золотой пудры, небрежнонасыпанной в грубую деревянную чашу. Милый контраст роскоши и простоты… еслизабыть, что розовое дерево не растет в Срединном Мире.
— Ты становишься похожа на куклу, — бросил из бассейна Хор.— Хватит мазаться, Лой.
Женщина словно не слышала. Провела пальцем под глазами,оставляя сверкающий золотистый след. Лицо, раскрашенное сапфиром, золотом исеребром, и впрямь обретало кукольный вид. Темно-синие глаза, золотистыеволосы, матово-белая кожа — и все это карикатурно подчеркнуто теми же цветами.
— У тебя не чешется кожа от этой дряни? — раздраженноповышая голос, спросил Хор.
— Чешется, — признала Лой.
— Так прекрати мазаться.
— Красота дороже.
Хор издал хрюкающий звук. Не то смеялся, не то возмущался.
— Зачем тебе это нужно, Лой?
— Что? Бал?
— Нет. Насмешливые взгляды наших дураков, фальшивыекомплименты гостей…
— И страсть в глазах юнцов… — мягко прошептала Лой.
— Блудливая кошка, — сказал Хор. Это не было оскорблением.Просто констатация факта.
— Хор… — Лой отвернулась от зеркала, подошла к бассейну. —Когда в женщине видят лишь накрашенную смазливую дурочку — проще…
Он плеснул в нее водой. Словно бы игриво, но ведь прекраснопонимая, как Лой этого не любит и как легко превратить сложный узор цветныхпудр в грязные потеки. Лой увернулась, покачала головой.
— Ладно. Я понимаю. Обещаю, Хор, сегодня я не буду шататьсяи хохотать после второго бокала вина. И целоваться по углам со сластолюбивымимагами чужих кланов — тоже.
Хор с сомнением смотрел на нее из теплой, парящей воды. Онбыл огромен, мускулист, каждое движение выдавало в нем воина. Он так же не зналнедостатка поклонниц, как Лой — нехватки кавалеров. Вот уже десять лет, каквесенние схватки подтверждали его права быть другом Лой.
И все же он ревновал ее.
Не мог не ревновать. Лой, и ветреная и верная, способная итанцевать до упаду и неделями просиживать над полуистлевшими магическимитрактатами, швыряющая золото клана на минутные прихоти и правящая тем же кланомжелезной рукой, искусно лавирующая между постоянно готовыми вцепиться другдругу в глотку сообществами кланов, оставалась вечной загадкой. Темно-синиеглаза умели делаться то бездонными, то, напротив, непроницаемыми, словно черныекамни под спящей водой — особенно когда она выносила кому-то смертный приговор.Лой умела так пройтись по залу, неважно, в прозрачном бальном платье илизакутанная от шеи до пяток в черное, что у мужчин останавливалось дыхание, ртынаполнялись жадной слюной и разум едва-едва удерживал последние рубежи переднатиском обезумевшей плоти, рвущейся из глубин страсти. В такие минуты Хор, какникогда, бывал близок к сумасшествию, к настоящей мании убийства.
И Лой, похоже, об этом прекрасно знала. Тем не менее ейнравилось дразнить его, играть с огнем, балансировать на грани, висеть наволоске; собственно, в этом и заключалась квинтэссенция того, что именовалось«Духом Кошки» — быть вечно на самом краю, скользить на гребне волны, ни во чтоне вмешиваясь и ни подо что не подставляясь. Кошки слыли первейшими интриганамив мире. И Лой среди них была лучшей. Злые языки утверждали, что Кошки сумели быдоговориться даже с Прирожденными; а кое-кто шел дальше, утверждая, что они,мол, предадут в любой момент, как только сочтут это для себя выгодным, а можетбыть — уже и предали. Никаких доказательств никто, само собой, никогда собратьне мог, а Кошкам, казалось, совершенно все равно, что про них говорят. Дажеболее — шуткам над собой они смеялись едва ли не первыми. А кроме того, слылиавторами всех более-менее остроумных.
Еще они были знамениты своими балами. Где в ход шли любыеснадобья и развлечения. Где согласно неписаным, но твердо поддерживаемымправилам, никогда не сводились счеты и члены враждующих кланом могли говоритьспокойно, не хватаясь за оружие. На балах у Кошек отчего-то разом забывалисьвсе обиды и оскорбления.
Лой, полуприкрыв веки, послала в Хора тщательно выверенныйвзгляд. Сегодня ей и впрямь было не до флирта. Что-то неладное случилось скланом Огня. Обычно на ее балы они являлись одними из первых. А теперь — ихникого нет. Тоскливо мается возле стены бледный юноша с алым газовым шарфом налевом рукаве — и все.