— Тебе некуда звонить.

— У твоих нет телефона? — сообразил Виктор.

Было уже заполночь. Веселенькое дело!

— Вставай, — сказал он наконец. — С тобой ничего страшногоне случилось. Я сам отвезу тебя домой.

Тэль словно ждала разрешения. Немедленно села, оправиласвитерок, сложила руки на коленях. Аккуратная примерная девочка. И не скажешь,что в голове сквозняк.

— Ко мне на такси не доедешь, Виктор, — сообщила она. Поделовому, без всякой насмешки или вызова. Напротив, с благодарностью, словнопредложение ей очень польстило.

— И что же тогда делать?

В глубине души Виктор надеялся, что девочка встанет и уйдет.Сама. И пешком. Нет, конечно, это было бы не слишком правильно — отпускатьребенка, да еще раненного, в ночь.

Но где-то в глубине души ворочался холодок предчувствия. Иговорил он одно: если девочка сейчас не уйдет — из его квартиры и из его жизни,то будет плохо. Очень плохо.

Почему только эти сволочные предчувствия такие однобокие? Ачто произойдет, если он сейчас выставит девчонку за дверь? Станет лучше?

Тэль смотрела ему в глаза.

— Мы ляжем спать, — сказала она с подкупающей простотой.Подумала, и уточнила: — Я маленькая, мы на тахте поместимся. А утром пойдем комне.

Вот теперь Виктора проняло окончательно.

— Так, — сказал он.

Взял девочку за плечо, поднял с тахты. Молча поволок вприхожую. В голове сразу возникла целая куча неприятностей, которые крылись запредложением Тэль. То ли вычитанные в газетах, то ли мгновенно придуманныегнусности. Самым безобидным было пробуждение в обчищенной квартире… да что унего воровать-то? Далее следовали небритые граждане кавказской национальности,включенные утюги, сроки за растление малолетних и прочие радости бульварныхгазет.

— Виктор! — Девочка внезапно вывернулась из его рук.Прижалась к стене, под злополучным электрощитком.

— Выметайся, живо! — Виктор пытался говорить зло иубедительно, но получалось это плохо. Ну не походила эта девочка на пособницукакой-то грязной аферы! Никак не походила! Да и в словах ее, похоже, не былоничего, кроме предложения уснуть на одной кровати. — Выметайся!

— Почему? — совсем растерянно спросила девочка.

— Почему, говоришь? — Виктор указал взглядом на пол.Конечно, основная лужа была в подъезде, но и здесь хватало бурых пятен. — Этоне твоя кровь! Ты бы так не прыгала, Тэль… или как там тебя!

— Не только моя, — легко согласилась девочка. — Яотбивалась.

Час от часу не легче! Может быть на лестнице этажом нижеваляется труп?

— Он ушел. А мне было не до него. Я шла к тебе.

От легкости, с которой Тэль отвечала на незаданные вопросы,делалось неуютно.

— Почему — ко мне?!

Виктор уже не рассчитывал на нормальный ответ. Может бытьпотому его и получил.

— Наши предки знакомы.

Ох уж этот жаргон! Предки! И все-таки что-то проясняется.Виктор с безумной скоростью прокрутил в голове маминых подружек и их мелькомвиденных чад. Смутно вспомнились несколько рыжих девчонок. Надо позвонить маме.Спросить, кто из дочек-внучек ее подруг предпочитает играть с самодельнымимечами, а не с куклами и компьютерными приставками… Да. Конечно. Позвонить…

— Идем в комнату, — устало сказал Виктор. — Ладно. Хорошо. Яидиот. Я доверчивый кретин. Не требую объяснений и доказательств. Но скажи,пожалуйста, откуда наши предки знакомы?

Девочка обиженно поморщилась:

— Они вместе воевали.

— Что?!

Несколько секунд Виктор потратил, пытаясь представить мамуили папу на войне. На какой-нибудь «необъявленной». Маленькая, пухленькаяучительница математики в джунглях Вьетнама или близорукий, в очках с линзамиминус семь, отец в горах Афганистана… Надо же, какая увлекательная версия!

— Девочка, мои родители не воевали. Нигде и никогда. Честноеслово. Их даже в тыл врага с парашютом не сбрасывали.

— Я не говорила о родителях, — спокойно возразила Тэль. —Твои бабушка и дед — воевали.

Виктор осекся на полуслове. Родителей отца он толком и незнал. Рано умерли, и, кажется, произошло что-то такое в их жизни, о чемвспоминать особо было не принято. А вот баба Вера…

В детстве он проводил у нее каждое лето. И тогда, и сейчасбаба Вера жила в глухой деревеньке в Рязанской области. Есть такой тип людей,что совершенно не переносят городской жизни. Даже в мамин городишко онавыбиралась редко и с неохотой. В Москве, у него, не бывала никогда, хотяздоровье (тьфу-тьфу) позволяло. Была баба Вера высокой, без намека настарческую сгорбленность. С острым взглядом янтарных глаз, с черными и навосьмом десятке лет волосами. А еще в ней было то, что называют «породой». Ввойну — настоящую, единственную, которой принято гордиться, была она немногимстарше Тэль. Но — воевала. В партизанском отряде. Маленький Виктор, какводится, в свое время пристал к бабушке с расспросами: «Расскажи, как убивалафашистов!»

И баба Вера рассказала. Да так подробно, что мама,услышавшая от сына восторженный пересказ, первый и последний раз поругалась сбабушкой. Виктор, укрывшись с головой одеялом, перепуганно вслушивался вперебранку из соседней комнаты. «Мама, да ты сумасшедшая! — кричала на бабушкуего мать. — Шею резать не с той стороны, где стоишь, да? А то кровьюзапачкаешься? Ты что ребенку рассказываешь? У него же травма, психическаятравма будет!» И голос бабушки, спокойный, ледяной… как у Тэль… как у Тэль!Что-то о лице смерти и цене жизни. Про то, что Виктор не спит, все слышит, и отмаминой истерики у него как раз и может быть психическая травма.

Бабушка всегда знала, когда он спит, а когда притворяется. Извала его только Виктором. Никаких Витенек-Витюшек-Витюлечек, от которыхкоробит любого мальчишку. С бабой Верой было хорошо и жутковато одновременно.Виктор мог соврать маме или отцу, но бабушке даже не пытался.

— Ты мне веришь? — неожиданно спросила Тэль.

Виктор пожал плечами. И честно сказал:

— Нет.

В щитке щелкнуло, и свет погас.

— Часто так? — с живым интересом спросила девочка изтемноты.

— Отойди от щитка. — Виктор поймал ее за руку и оттащил вкомнату. — Стой.

Поминутно налетая на стены, он выбрался на кухню, стал наощупь искать свечку. Все, хватит на сегодня войны с проводкой. Завтра надовызывать электрика.

Свечка нашлась не сразу. Почему он за пять лет не научилсяориентироваться в собственной квартире? Стоит погаснуть свету — и словносходятся стены, а потолок опускается и давит. Никогда ведь не жил в роскошныхпросторных апартаментах…