— Ничего не понимаю, — развел рукамиФандорин. — Что это за ритуал такой? Уж не тайное ли общество самоубийц?

— Какое там общество, — медленно произнес КсаверийФеофилактович, а потом заговорил все быстрее и быстрее, постепеннооживляясь. — Никакое не общество, сударь мой, а все гораздо проще. Теперьи с барабаном понятно, а раньше-то было и невдомек! Это все один и тот же, нашс вами студент Кокорин куролесил. Смотрите-ка сюда. — Он встал и проворноподошел к карте Москвы, что висела на стене подле двери. — Вот Малый Яузскиймост. Отсюда он пошел Яузской улицей, где-то с час поболтался и оказался вПодколокольном, возле страхового общества. Напугал помещицу Спицыну и двинулсядальше, в сторону Кремля. А в третьем часу дошел до Александровского сада, гдеего путешествие и закончилось известным нам образом.

— Но зачем? И что все это значит? — всматривался вкарту Эраст Петрович.

— Что значит — не мне судить. А как дело было,догадываюсь. Наш студент-белоподкладочник, золотая молодежь, решил сделать всемадье. Но перед смертью пожелал еще нервы себе пощекотать. Я читал где-то, это«американской рулеткой» называется. В Америке придумали, на золотых приисках.Заряжаешь в барабан один патрон, крутишь и ба-бах! Коли повезло — срываешьбанк, ну а не повезло — прости-прощай. И отправился наш студент в вояж поМоскве, судьбу испытывать. Вполне возможно, что он не три раза стрелялся, абольше, просто не всякий очевидец полицию-то позовет. Этопомещица-душеспасительница да Кукин со своим приватным интересом бдительностьпроявили, а сколько Кокорин всего попыток предпринял — Бог весть. Или уговор унего с собой был — мол, столько-то раз со смертью сыграю, и баста. Уцелею — тактому и быть. Впрочем, это уже мои фантазии. Никакого фатального невезения вАлександровском не было, просто к третьему часу студент уже всю свою фортунуизрасходовал.

— Ксаверий Феофилактович, вы — настоящий аналитическийталант, — искренне восхитился Фандорин. — Я так и вижу перед собой,как все это было.

Заслуженная похвала, хоть и от молокососа, была Грушинуприятна.

— То-то. Есть чему и у старых дураков поучиться, —назидательно произнес он. — Вы бы послужили по следственному делу с мое,да не в нынешние высококультурные времена, а при государе Николае Павловиче.Тогда не разбирали, сыскное не сыскное, да не было еше в Москве ни нашегоуправления, ни даже следственного отдела. Сегодня убийц ищешь, завтра наярмарке стоишь, народу острастку даешь, послезавтра по кабакам беспашпортныхгоняешь. Зато приобретаешь наблюдательность, знание людей, ну и шкурой дубленойобрастаешь, без этого в нашем полицейском деле никак невозможно, — снамеком закончил пристав и вдруг заметил, что письмоводитель его не очень-то ислушает, а хмурится какой-то своей мысли, по всему видать не очень удобной.

— Ну, что там у вас еще, выкладывайте.

— Да вот, в толк не возьму… — Фандорин нервнопошевелил красивыми, в два полумесяца бровями. — Кукин этот говорит, чтона мосту студент был…

— Конечно, студент, а кто же?

— Но откуда Кукину знать, что Кокорин студент? Был он всюртуке и шляпе, его и в Александровском саду никто из свидетелей за студентане признал… Там в протоколах все «молодой человек» да «тот господин». Загадка!

— Все у вас одни загадки на уме, — махнул рукойГрушин. — Дурак ваш Кукин, да и дело с концом. Видит, барин молоденький, встатском, ну и вообразил, что студент. А может, глаз у приказчика наметанный,распознал студента — ведь с утра до вечера с покупателями дело имеет.

— Кукин в своей лавчонке такого покупателя, какКокорин, и в глаза не видывал, — резонно возразил Эраст Петрович.

— Так что с того?

— А то, что неплохо бы помещицу Спицыну и приказчикаКукина получше расспросить. Вам, Ксаверий Феофилактович, конечно, не к лицутакими пустяками заниматься, но, если позволите, я бы сам… — ЭрастПетрович даже на стуле приподнялся, так ему хотелось, чтоб Грушин позволил.

Собирался Ксаверий Феофилактович строгость проявить, нопередумал. Пусть мальчишка живой работы понюхает, поучится со свидетелямиразговаривать. Может, и получится из него толк. Сказал внушительно:

— Не запрещаю. — И, предупредив радостный возглас,уже готовый сорваться с уст коллежского регистратора, добавил. — Носначала извольте отчет для его превосходительства закончить. И вот что,голубчик. Уже четвертый час. Пойду я, пожалуй, восвояси. А вы мне завтрарасскажете, откуда приказчик про студента взял.

От Мясницкой, где располагалось Сыскное управление, догостиницы «Боярская», где, судя по сводке, «временно проживала» помещицаСпицына, было ходу минут двадцать, и Фандорин, несмотря на снедавшее егонетерпение, решил пройтись пешком. Мучитель «Лорд Байрон», немилосердностискивавший бока письмоводителя, пробил столь существенную брешь в егобюджете, что расход на извозчика мог бы самым принципиальным образом отразитьсяна рационе питания. Жуя на ходу пирожок с вязигой, купленный на углуГусятникова переулка (не будем забывать, что в следственной ажитации ЭрастПетрович остался без обеда), он резво шагал по Чистопрудному бульвару, гдедопотопные старухи в салопах и чепцах сыпали крошки жирным, бесцеремоннымголубям. По булыжной мостовой стремительно катились пролетки и фаэтоны, закоторыми Фандорину было никак не угнаться, и его мысли приняли обиженноенаправление. В сущности, сыщику без коляски с рысаками никак невозможно. Хорошо«Боярская» на Покровке, но ведь оттуда еще на Яузу к приказчику Кукину топать —это верных полчаса. Тут промедление смерти подобно, растравлял себя ЭрастПетрович (прямо скажем, несколько преувеличивая), а господин пристав казенногопятиалтынного пожалел. Самому-то, поди, управление каждый месяц по восьмидесятицелковых на постоянного извозчика отчисляет. Вот они, начальственныепривилегии: один на персональном извозчике домой, а другой на своих двоих послужебной надобности.

Но слева, над крышей кофейни Суше уже показалась колокольняТроицкой церкви, возле которой находилась «Боярская», и Фандорин зашагал ещебыстрей, предвкушая важные открытия.

Полчаса спустя, походкой понурой и разбитой, брел он вниз поПокровскому бульвару, где голубей, таких же упитанных и нахальных, как наЧистопрудном, кормили уже не дворянки, а купчихи.

Разговор со свидетельницей получился неутешительный.Помещицу Эраст Петрович поймал в самый последний момент — она уже готовиласьсесть в дрожки, заваленные баулами и свертками, чтобы отбыть изпервопрестольной к себе в Калужскую губернию. Из соображений экономиипутешествовала Спицына по старинке, не железной дорогой, а на своих лошадках.