— Злое. Он смотрел так, будто хотел убивать не зебя, акто-то зовсем другой. О, это был кошмар! — возбудилась от воспоминанийЭмма Готлибовна. — Весна, золнечная погода, все дамы и господа гуляют,чудесный зад весь в цветочках!

При этих ее словах Эраст Петрович залился краской и искосавзглянул на Лизаньку, но та, видно, давно привыкла к своеобразному выговорусвоей дуэньи, и смотрела все так же доверчиво и лучисто.

— А было ли у него пенсне? Может быть, не на носу, аторчало из кармана? На шелковой ленте? — сыпал вопросами Фандорин. —И не показалось ли вам, что он сутул? Еще вот что. Я знаю, что он был всюртуке, но не выдавало ли что-нибудь в его облике студента — к примеру,форменные брюки? Не приметили?

— Я всегда все приметила, — с достоинствомответила немка. — Брюки были панталоны в клетку из дорогой шерсти. Пенснене было зовсем. Зутулый тоже нет. У того господина была хорошая осанка. —Она задумалась и неожиданно переспросила. — Зутулый, пенсне и штудент?Почему вы так сказали?

— А что? — насторожился Эраст Петрович.

— Странно. Там был один господин. Зутулый штудент впенсне.

— Как!? Где!? — ахнул Фандорин.

— Я видела такого господина… jenseits… с другой сторонызабора, на улице. Он стоял и на нас смотрел. Я еще думала, что зейчас господинштудент будет нам помогать прогонять этот ужасный человек. И он был оченьзутулый. Я это увидела потом, когда тот господин уже зебя убил. Штудентповернулся и быстро-быстро ушел. И я увидела, какой он зутулый. Это бывает,когда детей в детстве не учат правильно зидеть. Правильно зидеть очень важно.Мои воспитанницы всегда зидят правильно. Посмотрите на фрейлейн баронессу.Видите, как она держит спинку? Очень красиво!

Вот здесь Елизавета Александровна покраснела, да так мило,что Фандорин на миг потерял нить, хотя сообщение девицы Пфуль, несомненно,имело исключительную важность.

На следующий день в одиннадцатом часу утра Эраст Петрович,благословленный начальником и даже наделенный тремя рублями на экстраординарныерасходы, прибыл к желтому корпусу университета на Моховой. Задание былонесложным, но требующим известного везения: разыскать сутулого, не видногособой и отчасти прыщавого студента в пенсне на шелковой ленте. Вполне вероятно,что этот подозрительный господин учился вовсе и не на Моховой, а в Высшемтехническом училище, в Лесной академии или вовсе в каком-нибудь Межевоминституте, однако Ксаверий Феофилактович (смотревший на своего юного помощникас некоторым не лишенным радости удивлением) был полностью согласен спредположением Фандорина — вернее всего «зутулый», как и покойный Кокорин,учился в университете и очень возможно, что на том же самом юридическомфакультете.

Одетый в партикулярное платье Эраст Петрович стремглаввзлетел по истертым чугунным ступеням парадного крыльца, миновал бородатогослужителя в зеленой ливрее и занял удобную позицию в полукруглой амбразуреокна, откуда отлично просматривался и вестибюль с гардеробом, и двор, и дажевходы в оба крыла. Впервые с тех пор, как умер отец и жизнь молодого человекасвернула с прямого и ясного пути, смотрел Эраст Петрович на священные желтыестены университета без сердечной тоски о том, что могло сбыться, да не сбылось.Еще неизвестно, какое существование увлекательней и полезней для общества —студенческая зубрежка или суровая жизнь сыскного агента, ведущего важное иопасное дело. (Ладно, пусть не опасное, но все же чрезвычайно ответственное итаинственное.)

Примерно каждый четвертый из студентов, попадавших в полезрения внимательного наблюдателя, носил пенсне, причем многие именно нашелковой ленте. Примерно каждый пятый имел на физиономии некоторое количествопрыщей. Хватало и сутулых. Однако сойтись в одном субъекте все три приметыникак не желали.

Во втором часу проголодавшийся Фандорин достал из карманасандвич с колбасой и подкрепился, не покидая поста. К тому времени у ЭрастаПетровича успели установиться вполне приязненные отношения с бородатымпривратником, который велел звать его Митричем и успел дать молодому человекунесколько ценнейших советов по поводу поступления в «нивирситет». Фандорин,который представился говорливому старику провинциалом, мечтающим о заветныхпуговицах с университетским гербом, уже подумывал, не переменить ли версию и нерасспросить ли Митрича напрямую о «зутулом» и прыщавом, когда привратник вочередной раз засуетился, сдернул с головы фуражку и распахнул дверь. Этупроцедуру Митрич проделывал, когда мимо проходил кто-нибудь из профессоров илибогатых студентов, за что время от времени получал то копейку, а то и пятак.Эраст Петрович оглянулся и увидел, что к выходу направляется некий студент,только что получивший в гардеробе роскошный бархатный плащ с застежками в видельвиных лап. На носу у щеголя поблескивало пенсне, на лбу розовела россыпьпрыщиков. Фандорин так и напружинился, пытаясь разглядеть, что там у студента сосанкой, но проклятая пелерина плаща и поднятый воротник мешали поставитьдиагноз.

— Приятного вечера, Николай Степаныч. Не прикажете лиизвозчика? — поклонился привратник.

— Что, Митрич, дождик-то перестал? — тонкимголосом спросил прыщавый. — Ну тогда пройдусь, засиделся. — И двумяпальцами в белой перчатке уронил в подставленную ладонь монетку.

— Кто таков? — шепнул Эраст Петрович, напряженновглядываясь в спину франта. Вроде сутулится?

— Ахтырцев Николай Степаныч. Первейший богач, княжескихкровей, — благоговейно сообщил Митрич. — Кажный раз не меньшепятиалтынного кидает.

Фандорина аж в жар бросило. Ахтырцев! Уж не тот ли, что взавещании душеприказчиком указан!

Митрич кланялся очередному преподавателю, длинноволосомумагистру физики, а когда обернулся, его ждал сюрприз: уважительный провинциалбудто сквозь землю провалился.

Черный бархатный плащ был виден издалека, и Фандорин нагналподозреваемого в два счета, но окликнуть не решился: что, собственно, он можетэтому Ахтырцеву предъявить? Ну, предположим, опознают его и приказчик Кукин, идевица Пфуль (тут Эраст Петрович тяжко вздохнул, снова, уже в который раз,вспомнив Лизаньку). Так что с того? Не лучше ли, согласно науке великого Фуше,непревзойденного корифея сыска, установить за объектом слежку?