На следующий день я все утро провозился с лодкой, менялмасло, приводил в порядок то, другое. В полдень я отправился в город и закусилв китайском ресторанчике, где за сорок центов можно прилично позавтракать, апотом купил кое-какие подарки жене и нашим трем девочкам. Духи там, веера, тривысоких испанских гребня. Покончив с этим, я завернул к Доновану, и выпил пива,и поболтал с хозяином, и потом пошел обратно на пристань Сан-Франциско, и подороге еще два-три раза завернул выпить пива. В баре «Кунард» я угостил пивомФрэнки и вернулся на лодку в самом лучшем расположении духа. Когда я вернулсяна лодку, у меня оставалось ровно сорок центов. Фрэнки тоже пришел со мной, ипока мы сидели и дожидались Джонсона, мы с Фрэнки распили еще по бутылкехолодного из ящика со льдом.

Эдди не показывался всю ночь и весь день, но я знал, чторано или поздно он явится, – как только ему перестанут давать в долг.Донован сказал мне, что накануне вечером они с Джонсоном заходили к немуненадолго, и Эдди угощал в долг. Мы ждали, и я начал удивляться, почему этоДжонсон не показывается. Я просил на пристани передать ему, если он придетраньше меня, чтобы он шел к лодке и там дожидался, но оказалось, что он неприходил. Я решил, что он вчера загулял и, должно быть, встал сегодня не раньшедвенадцати. Банки открыты до половины четвертого. Мы видели, как ушел рейсовыйсамолет, и к половине шестого все мое хорошее настроение испарилось, и мнестало здорово не по себе.

В шесть часов я послал Фрэнки в отель узнать, там лиДжонсон. Я все еще думал, может, он загулял или, может, так раскис после вчерашнего,что не в силах встать и выйти из отеля. Я все ждал и ждал, пока уже совсем нестемнело. Но мне было здорово не по себе, потому что он мне остался долженвосемьсот двадцать пять долларов.

Фрэнки не было около получаса. Наконец я его увидел, он шел оченьбыстро и тряс головой.

– Улетел на самолете, – сказал он.

Так. Нечего сказать. Консульство было уже закрыто. У меняоставалось сорок центов, и все равно самолет теперь уже был в Майами. Я не могдаже дать телеграмму. Ай да мистер Джонсон, нечего сказать. Что ж, я самвиноват. Нужно быть умнее.

– Ладно, – сказал я Фрэнки. – Во всякомслучае, можно выпить бутылку холодного. Это мистер Джонсон покупал. – Вящике оставалось еще три бутылки " Тропического ".

Фрэнки был огорчен не меньше меня. Уж не знаю почему, но такказалось. Он все хлопал меня по спине и тряс головой.

Значит, так. Я нищий. Я потерял пятьсот тридцать долларовфрахта, а снасти мне такой не купить и за триста пятьдесят. Вот порадуютсябездельники, которые вечно слоняются вокруг пристани, подумал я. Кое-кто изкончей[2] будет просто в восторге. А еще позавчера я не захотел взять три тысячидолларов только за то, чтобы переправить трех иностранцев на острова. Кудаугодно, лишь бы подальше от Кубы.

Так, но что же все-таки теперь делать? Взять груз я не могу,потому что спиртного тоже без денег не купишь, и потом, сейчас на этом незаработаешь. Город наводнен спиртным, и покупать его некому. Что ж, значит,возвращаться домой нищим и голодать целое лето? Ведь у меня семья. Разрешениена выход из порта я оплатил, когда мы приехали. Обычно заранее вносишь деньгиагенту, и он тебя регистрирует и выдает разрешение. Черт подери, у меня нехватит денег даже на бензин. Положение, нечего сказать. Ай да мистер Джонсон.

– Я что-нибудь должен повезти отсюда, Фрэнки, –сказал я. – Я должен заработать.

– Подумаем, – сказал Фрэнки. Он вечно слоняется наберегу и промышляет чем придется, и он почти глухой и напивается каждый вечер.Но лучше и добрей его трудно найти человека. Я его знаю с тех пор, как сталездить в эти края. Он не раз помогал мне грузить товар. Потом, когда я бросилзаниматься спиртным и стал сдавать лодку любителям и затеял эту ловлю меч-рыбыв заливе, я часто встречал его около пристани или в кафе. Он кажется дурачком имало разговаривает, все больше улыбается, но это потому, что он глухой.

– Повезешь все равно что?

– Понятно, – сказал я. – Мне теперь разбиратьне приходится.

– Все равно что?

– Понятно.

– Подумаем, – сказал Фрэнки. – Где будешь?

– Я буду в «Жемчужине», – сказал я. – Надопоесть.

В «Жемчужине» за двадцать пять центов можно приличнопообедать. Любое блюдо, кроме супа, стоит десять центов, а суп стоит пять.Фрэнки проводил меня до кафе, и я вошел, а он пошел дальше. Прежде чем уйти, онпотряс мою руку и еще раз хлопнул меня по плечу.

– Не унывай, – сказал он. – Вот я – Фрэнки:много политика. Много дела. Много выпивка. Мало деньги. Зато большой друг. Неунывай.

– Будь здоров, Фрэнки, – сказал я. – Ты тожене унывай, приятель.

Я вошел в «Жемчужину» и сел за столик. На место стекла,разбитого выстрелом, уже вставили новое, и витрину привели в порядок. Несколькоgallegos[3] пили у стойки, другие закусывали. За одним столом шла игра в домино.Я взял бобовый суп и тушеную говядину с картофелем за пятнадцать центов. Вместес бутылкой пива это составило четверть доллара. Я заговорил было с официантомпро стрельбу, но он ничего не хотел отвечать. Они все здорово были напуганы.

Я кончил свой обед, и сидел откинувшись, и курил сигарету, иломал голову над тем, как быть. Тут я увидел, что в дверь входит Фрэнки и заним кто-то еще. Желтый товар, подумал я про себя. Так, значит, желтый товар.

– Это мистер Синг, – сказал Фрэнки и улыбнулся. Онбыстро сумел найти мне клиента и гордился этим.

– Очень приятно, – сказал мистер Синг. В жизни невидал такого вылощенного джентльмена, как этот мистер Синг. Он, правда, былкитаец, но говорил точно англичанин, и на нем был белый костюм, шелковаярубашка с черным галстуком и панама из того сорта, что по сто двадцать пятьдолларов за штуку.

– Не выпьете ли чашку кофе? – спросил он меня.

– За компанию можно.

– Благодарю вас, – сказал мистер Синг. – Мыздесь совсем одни?

– Если не считать всю публику в кафе, – ответил яему.

– Очень хорошо, – сказал мистер Синг. – У васесть лодка?