Он попал в шину, потому что я видел, как взвилась струяпыли, когда воздух стал выходить из камеры, и негр, подпустив его на десятьшагов, выстрелил ему в живот из своего «томми», истратив, должно быть,последний заряд, потому что я видел, как он отбросил автомат, а друг Панчо сразмаху сел на мостовую и потом повалился ничком. Он пытался встать, все еще невыпуская из рук свой люгер, но не мог поднять головы, и тогда негр взялдробовик, который лежал у колеса машины, рядом с шофером, и снес ему половинучерепа. Ай да негр.

Я живо глотнул из первой откупоренной бутылки, попавшейсямне на глаза, даже не разобрал, что в ней было. Вся эта история очень мне непонравилась. Я юркнул прямо из-за стойки в кухню и черным ходом выбрался наулицу. Я миновал площадь в обход, ни разу даже не оглянувшись на толпу, котораясбежалась к кафе, прошел через ворота и вышел на пристань прямо к лодке.

Тип, который зафрахтовал ее, был уже там и ждал. Я рассказалему, что произошло.

– А где Эдди? – спросил Джонсон, этот самый тип,который нас зафрахтовал.

– Как началась стрельба, я его больше не видел.

– Может быть, он ранен?

– Какого черта! Я же вам говорил, выстрелы попалитолько в витрину. Это когда автомобиль их нагонял. Когда застрелили первогопрямо под окном кафе. Они ехали вот под таким углом…

– Откуда вы это все так хорошо знаете? – спросилон.

– Я смотрел, – ответил я ему.

Тут, подняв голову, я увидел, что по пристани идет Эдди, ещеболее длинный и расхлябанный, чем всегда. Он ступал так, словно у него всесуставы были развинчены.

– Вот он.

У Эдди вид был неважный. Он и всегда-то не слишком хорош поутрам, но сейчас у него вид был совсем неважный.

– Ты где был? – спросил я его.

– Лежал на полу.

– Вы видели? – спросил его Джонсон.

– Не говорите об этом, мистер Джонсон, – сказалему Эдди. – Мне тошно даже вспоминать об этом.

– Выпить вам надо, – ответил Джонсон. Потом онсказал мне: – Ну как, выйдем сегодня?

– Зависит от вас.

– Какая будет погода?

– Такая же, как вчера. Может быть, даже лучше.

– Так давайте выйдем.

– Ладно, как только принесут наживку. Мы уже три неделивозили этого молодчика на рыбную ловлю, и я пока не видел от него ни цента,кроме сотни долларов, которые он мне дал еще до переезда на Кубу, чтобыуплатить консулу, получить разрешение на выход из порта, запасти бензину икой-какой еды. Мы уговорились по тридцать пять долларов в день, рыболовнаяснасть моя. Он ночевал в отеле и каждое утро приходил на пристань. Устроил мнеэто дело Эдди, так что пришлось и его взять с собой. Я платил ему четыредоллара в день.

– Мне надо запасти бензину, – сказал я Джонсону.

– Ну что ж.

– На это нужны деньги.

– Сколько?

– Галлон стоит двадцать восемь центов. Надо галлоновсорок, не меньше. Это будет одиннадцать двадцать.

Он вынул пятнадцать долларов.

– Может, остальные засчитаем за пиво и лед? –спросил я.

– Превосходно, – сказал он. – Пусть это идетв счет моего долга.

Я подумал, что три недели – срок не маленький, но если емувообще можно верить, то не все ли равно, в конце концов. Конечно, лучше бырассчитываться каждую неделю. Но мне случалось и месяц возить в долг и потомвсе получать сполна. Это была моя ошибка, но сначала я всегда соглашался ждать,на радостях, что случился клиент. Только последние дни я начал беспокоиться, ноне стал ничего говорить, боясь, как бы он не рассердился. Если ему вообще можноверить, так чем дольше он будет ездить, тем лучше.

– Бутылку пива? – спросил он, вскрывая ящик,

– Нет, спасибо.

Тут как раз показался на пристани негр, который наживлял намудочки, и я сказал Эдди, чтоб он приготовился отчаливать.

Негр с наживкой вошел в лодку, и мы отчалили и пошли квыходу из гавани, а негр стал насаживать макрелей на крючки: он вставлял имкрючок в рот, пропускал его под жабрами, вспарывая бок, и, проткнув туловищенасквозь, выводил крючок наружу, потом завязывал рот, прижав его к проволочномуповодку, и накрепко привязывал крючок, так чтоб он не выскальзывал, и наживкадвигалась плавно, не вертясь.

Это был самый настоящий черный негр, подтянутый и мрачный, сголубым амулетом на шее под рубашкой и в старой соломенной шляпе. На лодке онбольше всего любил спать и читать газеты. Но он был проворный и хорошо умелнаживлять удочки.

– Разве вы сами не умеете наживлять, капитан? –спросил меня Джонсон.

– Умею, сэр.

– Зачем же вы берете негра?

– Когда пойдет крупная рыба, тогда увидите, –ответил я ему.

– А что?

– Негр делает это проворнее, чем я.

– А Эдди не может это делать?

– Нет, сэр.

– По-моему, это лишний расход. – Он платил негрудоллар в день, и негр каждый вечер ходил танцевать румбу. Я видел, что его ужеклонит ко сну.

– Без негра не обойтись, – сказал я.

Тем временем мы уже миновали смаки, стоявшие на якоре противКабаньяс, и рыбачьи ялики, бросившие якорь, чтобы ловить рыбу с каменистого днау форта Морро, и я повел лодку туда, где чернел Мексиканский залив. Эдди досталдва больших поплавка, а негр наживил три удочки.

Гольфстрим подходил к самому мелководью, и когда мыприблизились, вода казалась почти фиолетовой в частых водоворотах. Дул легкийвосточный ветер, и мы вспугнули много летучих рыб, знаете, таких больших, счерными крыльями: они когда взлетают – точь-в-точь самолет на картинке,изображающей трансатлантический перелет Линдберга.

Эти большие летучие рыбы – самый верный признак. Всюду,насколько хватало глаз, виднелись кучки тех желтоватых водорослей, которыепоказывают, что главное течение проходит на большой глубине; а впереди надстаей мелких тунцов кружились птицы. Видно было, как тунцы выпрыгивают из воды:маленькие, не больше двух-трех фунтов весу.

– Теперь можете закидывать, – сказал я Джонсону.