Фрэнки подошел к столику.

– Ну как? – спросил он.

– Откуда ты знаешь мистера Синга?

– Он переправляет китайцы, – сказал Фрэнки. –Большой дело.

– Давно ты его знаешь?

– Он тут два лет, – сказал Фрэнки. – Раньшедругой переправлял китайцы. Кто-нибудь его убил.

– Кто-нибудь и мистера Синга тоже убьет.

– Понятно, – сказал Фрэнки. – Так надо. Оченьбольшой дело.

– Да уж, дело, – сказал я.

– Большой дело, – сказал Фрэнки. –Переправлена китайцы никогда назад. Другой китайцы пишет письма, пишет всехорошо.

– Замечательно, – сказал я.

– Такой китайцы не умеет писать. Умеет писать китайцыбогатый. Такой ничего не кушает. Живет на один рис. Сто тысяч китайцы здесь.Только три китайски женщин.

– Почему?

– Правительство не пускал.

– Весело, – сказал я.

– Ты с ним делал дело?

– Может быть.

– Хороший дело, – сказал Фрэнки. – Лучшеполитика. Много деньги. Очень большой дело.

– Бутылку пива хочешь? – сказал я ему.

– Ты больше не унывай?

– Нет, нет, – сказал я. – Очень большой дело.Спасибо тебе.

– Ладно, – сказал Фрэнки и потрепал меня по плечу. –Вот и хорошо. Я только хочу, чтобы ты был довольный. Китайцы – хороший дело, а?

– Замечательное.

– Вот и хорошо, – сказал Фрэнки. Я видел, что онготов заплакать от радости, что все так хорошо устроилось, и я потрепал его поплечу. Ай да Фрэнки.

Утром я первым долгом изловил агента и попросил еговыправить мне разрешение. Он потребовал список команды, и я сказал ему, чтокоманды нет.

– Вы хотите возвращаться один, капитан?

– Именно так.

– А что с вашим помощником?

– Он запил.

– Одному очень опасно.

– Всего ведь девяносто миль, – сказал я. – Оттакого пьянчуги пользы тоже немного.

Я перегнал лодку на другую сторону порта, на пристань«Стандард-ойл»,и набрал бензину в оба бака. Туда входит около двухсот галлонов.Очень мне не хотелось покупать столько по двадцать восемь центов галлон, но ктоего знает, где придется очутиться.

С того часа, как я встретился с китайцем и взял у негоденьги, вся эта история не давала мне покоя. Ночью я почти не спал. Когда явернулся на пристань Сан-Франциско, там меня ждал Эдди.

– Здорово, Гарри, – крикнул он мне и помахалрукой. Я бросил ему кормовую чалку, и он закрепил ее, потом взошел на борт. Онбыл все тот же, длинный, мутноглазый, еще больше пьяный, чем обычно. Я несказал ему ни слова.

– Выходит, этот тип, Джонсон, уехал и оставил нас ни счем? – спросил он меня. – Ты что-нибудь знаешь о нем?

– Убирайся вон, – сказал я ему. – Смотреть натебя противно.

– Братишка, да разве я не огорчен так же, как и ты?

– Убирайся с лодки, – ответил я ему. Он толькоудобнее устроился на сиденье и вытянул ноги.

– Говорят, мы едем сегодня, – сказал он. –Что же, тут в самом деле больше нечего делать.

– Ты не едешь.

– В чем дело, Гарри? Не стоит тебе ссориться со мной.

– Вот как? Убирайся с лодки.

– Ну-ну, полегче.

Я ударил его по лицу, он встал и полез обратно, на пристань.

– Я бы с тобой так не поступил, Гарри, – сказалон.

– Еще бы ты посмел, – ответил я ему. – Я тебяс собой не беру. Вот и все.

– Хорошо, но зачем же было бить меня?

– Чтоб ты это уразумел.

– А что же мне теперь делать? Оставаться и голодать?

– Какого черта голодать, – сказал я. – Можешьнаняться на рейсовый пароход. Отработаешь обратный путь.

– Ты со мной не по-честному поступаешь, – сказалон.

– Хотел бы я знать, с кем ты поступаешь по-честному,пьянчуга, – ответил я ему. – Ты родную мать готов обжулить.

Это, кстати сказать, было верно. Но мне стало неприятно, чтоя его ударил. Всегда неприятно, когда побьешь пьяного. Но на такое дело я всеравно не мог взять его с собой; даже если бы и хотел.

Он побрел к воротам, длинный, как день без завтрака. Потомон повернулся и пошел обратно.

– Нельзя ли перехватить у тебя доллар-другой, Гарри?

Я дал ему пятидолларовую бумажку из денег китайца.

– Я всегда знал, что ты мне друг, Гарри. Почему ты нехочешь взять меня?

– Ты приносишь несчастье.

– Ты просто взбесился, – сказал он. – Ну,ничего, приятель. Ты еще рад будешь со мной повстречаться.

Теперь, с деньгами в кармане, он пошел гораздо быстрее, но,право, мне противно было даже смотреть, как он ступает. Он ступал так, точновсе суставы у него были вывернуты задом наперед.

Я пошел в «Жемчужину» и встретился там с агентом, и онпередал мне бумаги, а я угостил его пивом. Потом я сел завтракать, и тут явилсяФрэнки.

– Это мне дали для тебя, – сказал он и передал мнечто-то скатанное в трубочку, завернутое в бумагу и перевязанное краснымшнурком. Когда я снял бумагу, там оказалась какая-то фотография, и я развернулее, думая, что, может, это кто-нибудь на пристани сфотографировал мою лодку.

Славно. Это был крупный поясной снимок мертвого негра, укоторого горло было перерезано от уха до уха и потом аккуратно зашито, а нагруди лежал плакатик с надписью по-испански: "Вот как мы поступаем с«lenguas largas».

– Кто тебе дал это? – спросил я Фрэнки. Он указална маленького испанца, который работает на пристани. Парнишка стоял у стойки сзакусками.

– Скажи ему, пусть подойдет.

Парнишка подошел. Он сказал, что двое молодых людей дали емуэто сегодня, часов в одиннадцать. Они спросили, знает ли он меня, и он сказал,что да. Потом он отдал это Фрэнки, чтобы тот передал мне. Они дали ему за этодоллар. Они были хорошо одеты, сказал он.