Он почувствовал, как Кара снова задрожала и прижалась к нему сильнее.

Они сидели на широком уступе, на полпути к вершине высокой скалы из желтоватого песчаника. Позади было трудное путешествие: целый день они брели – преодолели долину Глубокодома, прошли через скалистое плато и добрались до гор на западе. Но Кара ни разу не пожаловалась. Когда они наконец остановились на ночлег, а Илай отправился изучать рельеф местности, она помогла Мике собрать хворост для костра, работая быстро и со знанием дела – Кара сразу определяла, что будет хорошо гореть. А ведь Мика видел, как она устала.

Он запустил руки под складки её плаща, нашёл руки девушки и крепко сжал их.

– Ты сегодня отлично справилась, – сказал он.

– Правда? – спросила Кара со смесью удивления и гордости в голосе.

– Правда, отлично.

Кара посмотрела в небо.

– Здесь всё такое большое, такое новое и странное, – заметила она. – После Глубокодома…

– На то, чтобы привыкнуть к кочевой жизни, нужно время, – сказал Мика, кивая.

Он заглянул в сине-зелёные глаза Кары. Полные наивности и веры… Веры в него. Мика почувствовал переполняющую его нежность к этой девушке, которая, потеряв всё, осталась такой решительной и смелой. Она нуждалась в нём, и он подумал, что никогда её не подведёт. Мика наклонился и снова поцеловал Кару.

– Всё будет хорошо, вот увидишь, – сказал он нежно, обнимая её за плечи. – Илай знает, что делает. Середина лета – самое время собирать туши змеев, которые не пережили зиму, и воздать им честь, воспользовавшись всем, что они могут дать, – улыбнулся Мика. – Это правило Илая. Он не занимается охотой и отловом, но возьмёт всё, что пустошь щедро ему предложит. Каждая часть найденного тела пригодится – зубы, кости, шкуры, железы: мы обменяем их в логове Менял на всё, что нам нужно.

– В логове Менял? – удивлённо переспросила Кара.

– Логово Менял – это как базар, – объяснил Мика. – Змееловы там собираются, чтобы обмениваться и торговать. И как только мы наберём достаточно ценных вещей, мы сами отправимся в логово и обменяем их на кастрюли, кружки, одеяла и всё прочее. И мы достанем тебе новую одежду, Кара. Чтобы у тебя была подходящая для путешествия экипировка, а не это всё, – сказал Мика, проведя рукой по серому плащу Кары и глядя на её мокасины, стёршиеся и стоптанные всего за один день ходьбы.

Мика сжал плечо девушки.

– А пока, – продолжал он, – я пришью немного змеиной кожи к твоим мокасинам, чтобы укрепить пятки и носы. У меня в кармане остались нитки с иголкой с тех пор, как я ремонтировал свои ботинки.

– Ты сделаешь это для меня? – спросила Кара, и её глаза заблестели.

– Конечно, – ответил Мика, глядя на неё. – Здесь, в пустоши, мы должны заботиться друг о друге. Илай меня этому научил.

– Он тебя многому научил…

– Это правда.

– А ты меня научишь?

Мика притянул Кару ближе к себе, затем поправил куртку на их плечах.

– Научу, – ответил он.

Тут раздался сиплый высокий звук: он эхом пронёсся высоко над их головами, отскочил от крутых склонов и побежал по плато внизу. В ответ откуда-то из темноты зазвучал низкий прерывистый рёв.

– Что это было? – спросила Кара, едва дыша.

Мика поднял голову.

– Скрежезмеи, – сказал он. – Смотри.

Он указал вверх: над скалой кружило с полдюжины существ, бледно-серебристых в лунном свете. У них были широкие угловатые крылья, широкие пасти и костяные бугорки на головах.

– Илай говорит, они так визжат, когда охотятся. – Мика снова повернулся к Каре. – Звучит жутковато, но они вполне безобидны.

Кара протянула руку и подняла воротник куртки из змеиной кожи.

– Я всю жизнь прожила в Глубокодоме, – тихо сказала она. – И до сегодняшнего дня никогда не уходила дальше самого высокого наблюдательного пункта. Бывало, я стояла там и смотрела, как отец направляется в Страну долин, чтобы проповедовать змееловам. – Кара нахмурилась и помолчала. – По крайней мере, я так думала…

Она умолкла; Мика посмотрел на неё и увидел слёзы, заблестевшие в уголках её глаз и побежавшие по щекам.

– Я всё ещё не могу до конца поверить в это, – голос Кары был тихим и грустным. – Забирать нашу кровь и отдавать кельдам, чтобы они делали из неё этот свой грязный кровавый мёд… и всё это время мы восхваляли Создателя и пели Ему в большом зале…

Внезапно, поддавшись накопившейся усталости и отчаянию, она уронила голову Мике на грудь, зарылась лицом в его рубашку и тихо заплакала. Мика чувствовал, как вздрагивали её плечи.

– Твой отец совершил ошибку, – сказал он Каре.

Большую ошибку.

Мика вспомнил, как, внезапно лишившись своего пророка, жители Глубокодома расходились кто куда: спины согбенные, лица бледные и помрачневшие от потрясения. Большинство из них решили доверить свою судьбу кому-то из старейшин; некоторые ушли в одиночку. Казалось, это было так давно – а ведь всё произошло этим утром.

Илай подождал, пока все остальные не разбредутся, чтобы посмотреть, куда они направятся, и только потом повернулся к Мике и указал в ту сторону, куда никто не пошёл.

– Мы отправимся туда, – сказал он. – Мы уйдём из Страны долин и будем держаться ближе к западу, где, говорят, обитают белозмеи.

Рыдания Кары становились всё тише и вскоре прекратились. Какое-то время оба молчали. Кара не отрывала лица от груди Мики, а тот смотрел на белую бесстрастную луну у неё над головой.

Когда Кара наконец заговорила, голос её звучал хрипло и низко.

– Как ты думаешь, что имел в виду мой отец?

– О чём ты? – спросил Мика, хотя отлично знал, о чём она спрашивает.

Кара отстранилась и посмотрела на него.

– Когда он просил прощения, то говорил, что сделал всё это для неё… – сказала она. – Для моей матери. Хоть она и была злой. – Кара сглотнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Он говорил, что любил её, хоть она и была злой… – Девушка нахмурилась, и её бирюзовые глаза сверкнули. – Что он имел в виду?

Мика не мог взглянуть ей в глаза. Глаза её матери. Лицо её матери…

– Моя мама умерла, когда я была ещё ребёнком, – продолжила Кара. – Значит, он не мог говорить о ней. Или мог? И она не была злой. Только не моя мама. Она не могла быть злой… – Кара схватила Мику за руки. – Так что же имел в виду отец?

Мика покачал головой.

Он всё ей рассказал в большом зале – всё, кроме правды о её матери. Когда она обнаружила серый плащ, её вера в отца была разрушена. И этого удара с неё было достаточно. Мика не сказал ей о Карафине тогда, не скажет и сейчас. Он никогда ей не скажет.

– Не знаю, – прошептал он.