Время шло. Торговые гости сменяли друг друга и удалялись,гордо неся заветные бирки. Кнесинка Елень для каждого находила доброе слово, иВолкодав отметил, что она со многими, не с одним Шанакой, беседовала на их родныхязыках. Понятно, это льстило купцам. И побуждало их приехать ещё да других ссобой приманить.

Яркое утреннее солнце светило Волкодаву в правый глаз. Отдолгого стояния на одном месте начали тяжелеть ноги. Он стал чуть-чутьпокачиваться с пятки на носок, разгоняя кровь. Он видел, что кнесинка быладовольна богатыми подношениями. Подарки отнесут в крепость, одни – всокровищницу, другие – на кухню, а потом используют как надлежит. На житьё инаграды храброй дружине, на починку кромовых стен, на оружие и доспех дляраздачи городским ратникам, случись вдруг воевать…

Близился полдень. Волкодав в который раз позавидовал зевакамиз местных, вольным стоять или уйти, и порадовался тому, что череда купцовиссякала.

Предпоследним вышел поклониться кнесинке молодой уроженецдалёкого Шо-Ситайна, меднолицый, с длинным хвостом светлых, точно пакля, волоси раскосыми голубыми глазами. Его страна лежала за морем, ещё дальшеАррантиады, и славилась замечательными табунами, пасшимися в необозримыхстепях. Там не строили больших кораблей, и этого шо-ситайнца, одного из первыхв Галираде, привёз сюда отчаянный сольвеннский мореход. Волкодав видел, каккнесинка пометила что-то на вощёной досочке-цере. Наверное, постановиланаградить предприимчивого корабельщика. Цера у неё была можжевеловая, скрасивым резным узором из переплетённых стеблей на другой стороне. Волкодавразглядел его, потому что она держала досочку на коленях, челом вниз от солнца.К цере на шёлковом витом шнуре было подвешено писало – костяное, с навершием в виделопаточки для стирания испорченных букв.

Шо-ситайнец, конечно, не знал языка, и ему помогал наёмныйтолмач. Благо людей, умеющих объясняться на всевозможных наречиях и желающихтем заработать, в Галираде было с избытком. Всего седмицу назад, ища работы,Волкодав и сам с отчаяния подумывал пойти в толмачи, но скоро отступился. Рыломне вышел, объяснили ему.

Почему-то его взгляд то и дело возвращался к человеку,переводившему для молодого купца. Это был мужчина, каких в любой толпе из стасотня: невысокий, рыжеватый, неопределённого возраста (что угодно от тридцатидо пятидесяти), с какими-то смазанными, незапоминающимися чертами лица. Такой содинаковым успехом сойдёт и за сегвана, и за вельха, и за сольвенна. Можетбыть, именно поэтому Волкодав, любивший знать, с кем имеет дело, присмотрелся кнему повнимательнее. Что-то смущало его в этом человеке, но вот что?.. Егоодежда?.. Насмотревшись на весьма пёстро одевавшихся галирадцев, особенно послевстречи с тем стариком на морском берегу, Волкодав вряд ли удивился бы дажесаккаремским штанам при мономатанских сандалиях. Нет, не то. Рыжеватый малыйбыл одет вполне по-сегвански…

И вот тут до него дошло. Узор на рубашке причислял толмача кодному, совершенно определённому племени. А синие кисточки на сапогах – кдругому!

Этот человек – не тот, за кого себя выдаёт!

Усталость и неизбежную сонливость как рукой сняло. Волкодавподобрался, готовясь к немедленным действиям. Больше всего ему хотелосьподхватить кнесинку на руки, закрывая собой. Нет, нельзя…

– …На шеях его колесничных коней пребывает сила, грохоти страх врагам, – спокойно и складно переводил между тем толмач, ишо-ситайнец поглядывал на него с благодарностью. Волкодав живо представил себехохот и улюлюканье горожан, возмущение кнесинки, и полную неповинность сегвана,второпях купившего хорошие сапоги и, вот незадача, не успевшего переменитькисточки. Волкодав ещё раз обшарил его взглядом, но не приметил никакогооружия.

Почему же в потёмках души продолжало звучать тревожное било,ни дать ни взять зовущее на пожар?..

– Позволь же, государыня, из рук в руки передать тебетри сокровища наших благословенных степей, трёх белых, как молоко, скакунов,никогда не слышавших ни грубого окрика, ни посвиста плети…

Купец отступил чуть в сторону, обернулся и махнул рукойслугам выводить косящихся, прижимающих уши красавцев – жеребца и двух кобылиц.Послышался восхищённый ропот: кони оказались действительно превыше всякихпохвал. И, кажется, Волкодав был единственным, кто на них не смотрел. Онсмотрел только на толмача. Тот, как и купец, тоже подался в сторону, только впротивоположную, чего настоящий толмач не сделал бы никогда. А потом, продолжаяулыбаться, вдруг сунул обе руки в рукава, а взгляд стал очень холодным. В этудолю мгновения Волкодав успел понять, что уже видел его раньше, и догадаться,почему убийца вырядился именно сегваном. Ради этих вот широких рукавов, неутеснённых завязками…

Дальше всё происходило одновременно. Кнесинка Елень неуспела испугаться. Её отшвырнуло прочь вместе с креслом – прямо на бояринаЛучезара, – а пригнувшийся Волкодав, как спущенная пружина, с местапрыгнул на толмача, стоявшего в четырёх шагах от него. Уже в полёте его догналкрик кнесинки. Ему почудилось прикосновение: что-то прошло по его груди и полевому боку, почти не причинив боли. Значит, он всё-таки не ошибся. Как всегдав таких случаях, время замедлило для него свой бег, и он увидел, как досада отиспорченного броска сменилась на лице убийцы страхом и осознанием гибели. Потомискажённое лицо и руки со второй парой ножей, уже изготовленных для метания,подплыли вплотную. Ножи так и не ударили. Ударил Волкодав. Кулаком. Подподбородок. И услышал короткий хруст, какой раздаётся, когда переламываютпозвоночник.

Он свалился в пыль рядом с обмякшим телом убийцы, и времяснова потекло, как всегда.

Первой его мыслью было: оградить госпожу. Однако дружина обовсём уже позаботилась. Кнесинку подхватили, укрыв за необъятными, надёжнымиспинами. Волкодав слышал её голос, испуганный, недоумевающий. Поднялся иЛучезар, которого сшибло тяжёлое кресло. Вот уж кто был вне себя от ярости. Онуказывал пальцем на Волкодава и кричал:

– Вор!..

К счастью для венна, народ посчитал, что боярин указывал наубитого. Перепуганные кони громко ржали и порывались лягаться. Слуги повисалина уздечках, с трудом удерживая могучих зверей. Шо-ситайнскому купцу ужезаломили за спину руки, а над толпой, распространяясь, точно волна от упавшегокамня, витал клич: «Бей сегванов!»

– Это не сегван! – тщетно разыскивая взглядомбоярина Крута, во всю мочь закричал Волкодав.

Правый не отозвался, и венн понял, что надо что-топредпринимать самому. Однажды, очень далеко отсюда, он видел, как изгоняли избольшого города каких-то иноплеменников, иноверцев, на которых свалили пропажузолототканого покрывала из местного храма. Это было страшно. Волкодав мигомпредставил себе, как добрые галирадцы камнями и палками гонят за ворота Фителу,Авдику, Аптахара, громят и без того бедную мастерскую старого хромого Вароха…Да как сами станут жить после такого?.. Волкодав поднялся, и тут Боги пришлиему на выручку: из людской круговерти вынырнул стражник – тот самый белоголовыйкрепыш, с которым он когда-то мерился силами за корчемным столом.