Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему же глупости? – возразил Бер. – У всякого приличного человека в детстве был деревянный меч. И у меня, и даже, я уверен, у моего брата Святослава, князя киевского.
– Девочке все-таки с мечом играть не вполне уместно… – начала было Хельга.
– Но мы ей не мешали – ведь были же валькирии! – закончил Эскиль.
– Это не в честь того ли Рагнара дано имя твоему младшему брату? – дружелюбно поддел Вефрид Бер, хотя понимал, что не она выбирала имя брату, всего на год ее младше.
– Нет, это в честь конунга Рагнара, которого прозывали Меховые Штаны, – пояснил Эскиль. – Он мой предок. Мой отец был его внуком… Честно говоря, через внебрачную связь, – усмехнулся он, видя, как изумленно раскрылись глаза Бера: тот не ожидал найти в Видимире прямых потомков столь прославленного конунга.
В Хольмгарде помнили Эскиля Тень, но такие подробности о нем, как встреча его бабки Уны с Хроальдом сыном Рагнара, тамошние предания не сохранили.
– Так выходит, мы в некотором родстве и с тобой? – спросил Бер у Эскиля, а потом глянул на Вефрид с новым чувством: она явно выросла в его глазах.
– Можно сказать и так, – невозмутимо подтвердил Эскиль с таким видом, мол, своего не упущу, на чужое не притязаю.
К концу пятого десятка лет он достиг того положения, когда его возможное происхождение от конунгов стало иметь значение.
Вефрид помолчала, с вызовом глядя на Бера, но потом лицо ее переменилось, прояснилось, и она приняла обычный независимый вид.
– Ну, довольно преданий! Расскажите лучше, где вы сегодня побывали? Что слышно? Куда хотите ехать завтра?
Остаток вечера прошел мирно, и разошлись уже перед самым сном.
– Как же мне жаль, что Фриде так не нравится Берси! – вздохнула Хельга на ухо мужу, уже улегшись в постель. – Он такой хороший парень. Так свободно говорит, видно человека умного и воспитанного. Но понятно – он единственный внук Сванхейд, живший при ней, она всю свою мудрость вложила в него.
– И удар у него отлично поставлен! – добавил Эскиль. – Я же видел отверстие от той сулицы – у него это первый труп, а я сам не сделал бы лучше.
– Впервые вижу парня, которого хотела бы заполучить в зятья.
– Да, родство было бы подходящее. Но может, она еще передумает. Я тоже поначалу тебе не нравился. Помнишь:
Воля девицы
Как волны, превратна…
– Ты сам был виноват, – ответила Хельга, знавшая, что вовсе не превратность ее чувств послужила причиной тому, что между ними не все всегда было гладко. – А Берси обращается с ней даже лучше, чем она заслуживает.
– Она еще слишком молода, не понимает, кто чего стоит.
– Он, видно, так считает и не обижается. Хотя она вовсе не ребенок.
– Сколько тебе было, когда я тебя увидел в Хольмгарде?
– Шестнадцать.
– А ей?
– С месяца гои[25] – тоже.
– Ну так может, она вовсе не так мала, как нам кажется?
– Что тут говорить! Пока он не развяжется с этой местью, ни о чем таком не стоит и думать. А когда развяжется…
– Это ты можешь узнать. Чем кончится и кто кого похоронит.
– Лучше не буду. Я уже знаю, что Всеотец не на их стороне. И это… – Хельга помолчала, – огорчает меня куда больше, чем поначалу показалось.
Вефрид, чье спальное место было на большом ларе с плоской крышкой, слышала, как родители шепчутся за занавеской, и улавливала достаточно, чтобы понять предмет их разговора. Но не тревожилась: как бы им ни нравился любимый внук старой Сванхейд, она, Вефрид, недоступна для посягательств, пока все пять привезенных «змеев» не выпьют крови беглецов. А до этого еще очень далеко. Всемогущий Бог Воронов и правда не на стороне мстителей – в этом Вефрид нынче убедилась сама. Восхитительная тайна, которой она владела, позволяла ей смотреть на Бера свысока. И если он считает ее девочкой, играющей с деревяшками, то очень ошибается!
Глава 7
…Бывальцевы девки сами потерялись – так Вефрид решила, поскольку знала, где находится. Леса вокруг Видимиря были ей отлично известны, и она ничуть не боялась ходить по ним в одиночестве. Черника ее не порадовала: мелкая и сухая. Набрав несколько горстей и дважды встретив змей, Вефрид решила, что день нынче не добычливый и лучше повернуть домой, пока еще и дождь не начался. Она и пошла-то в лес, чтобы Бер не подумал, будто она сидит и ждет его!
Вефрид пошла было домой, но через какое-то время заподозрила, что потерялась все-таки она. Места казались знакомыми, но тропа таяла в кустах, а широкая дорога из Чисти в Видимирь, вдоль которой она вроде бы бродила, все не появлялась. Казалось, вот-вот, за теми соснами будет прогалина и оттуда откроется ясный путь домой – но за теми соснами опять вставал стеной лес.
На вересковой пустоши меж сосен был клочок голой, черновато-серой земли; на влажной после дождя грязи отпечаталось двузубое копыто лося, а совсем рядом с ним, на расстоянии ладони – тесно прижатые один к другому два следа от передних лап волка. Те и другие – совсем свежие. Вефрид замерла, разглядывая их. Совсем недавно на этом месте стоял волк и пытался угадать путь лося. Не желая оказаться на пути его охоты, Вефрид развернулась и торопливо направилась в другую сторону.
До темноты было еще далеко, но низко нависавшие тучи накрыли лес тревожной, мрачной тенью, и Вефрид все сильнее охватывало неприятное чувство. Влажный ветер продувал платье, и она жалела, что не взяла накидку – утром боялась, что запарится в ней. Уже видела мысленно, как прячется от проливного дождя под еловыми лапами до самой темноты, а потом тут же ей и придется заночевать – в темноте она никуда не придет, только в болото под названием Волчий Мох. Вертела головой, отыскивая знакомые приметы; порой казалось, что отыскала, и она ускоряла шаг, но приметы эти не выстраивались в цепь, как им положено, а снова пропадали.
В третий раз наткнувшись на тот же самый череп косули – очень старый, покрытый мхом, – Вефрид поневоле признала: дело худо. Ее «водит». Неудержимо тянет вперед – так и хочется пуститься бегом, чтобы скорее увидеть что-то знакомое и понять, где находишься, а на самом деле она ходит по кругу и ничего знакомого тут нет. Стала вспоминать, какие есть способы вырваться из лесных чар. Выбрав упавший