Но Аксинья смотрела проникновенно. И отчаянно. Глаза горели огнем в ночи. Лиза была готова им поверить. Почти.

— Но ведь тебе тринадцать лет.

Рукав Аксиньи снова проехал по лицу.

— Это побочный эффект. Мне было тринадцать, когда все случилось. Но из-за разделенной целебной магии мы с папкой застыли. Он не стареет. Я не взрослею. Так и живем. Или не живем…

— Но ведь… ведь… А как же сестренки?

Аксинья вздохнула тяжко. По щекам пробежала новая порция слез.

— Сестренки… Они были моими сестренками. Очень давно. Когда мы попали на озеро, мне было тринадцать, Алеше — десять, Арине — шесть, а Ясмине едва два года исполнилось.

— Арине и Ясмине? — переспросила Лиза благоговейно.

Аксинья закивала.

— Они мои сестры. Младшие сестры. Они выздоровели. Не застыли, как мы. Выросли здесь в пансионате, а потом уехали. Жить своей жизнью. Взрослой жизнью. Представляешь, каково это? Смотреть, как они растут, становятся ровесницами, а потом и старше тебя. Выходят замуж, обзаводятся детьми. Людмила — моя племянница, между прочим! Я ее нянчила когда-то. Как и саму Арину!

Лиза потерла нывшие виски. Перед глазами стояли медсестра Арина и психотерапевт Ясмина. Две далеко не молодые женщины. Невероятно! Просто немыслимо! Аксинья ненавидит Арину. Кричала слова ненависти ей в лицо. Лиза сама все видела и слышала.

Ох… Неужели, это правда? Место-то магическое. А Влад сам не скрывал, что у них с Валентиной были отношения. Законная жена?! Мертвая жена?!

О! Это бы многое объяснило…

— Ты помнишь отчество моих сестер? — спросила Аксинья очень серьезно.

— Да. To есть… Арину я по отчеству никогда не называла. А Ясмина… Ясмина… ох…

— Ясмина Владленовна, — подсказала девчонка. — Когда люди слышат имя Влад, думают, он — Владислав. Но он Владлен. Я тоже Владленовна. Как и сестры.

Лиза понимала, что ей еще придется все это переварить. Пройдет, пожалуй, не один день. И не одна неделя. Но сейчас хотелось выяснить, как можно больше.

— А Виола? Кто вам Виола?

— Она моя тетка. Мамина родная сестра.

— Но ей девяносто лет. Она сама сказала.

— Ага.

Лиза зажмурилась. Сколько же тогда Владу?! Ох, примерно столько же…

Вспомнились слова Наташи. Она считала Влада старым. Лиза тогда решила, что девчонка привыкла к молоденьким мальчикам и взрослого мужчину воспринимает пенсионером. Но вдруг Наташа что-то чувствовала? Знала, что Владу гораздо больше лет, чем видит глаз? Впрочем, какая теперь разница? Ну этого Влада в болото. Он столько раз называл Аксинью проблемным ребенком. Будешь тут проблемной, когда десятилетиями остаешься девчонкой тринадцати лет. Похоже, она не взрослеет не только телом, но и разумом. Но это к лучшему. В смысле, лучше так, чем старушка в теле подростка. От такого точно сойдешь с ума….

— Я одного не понимаю. Твоя мама богиня. За эти годы она набралась и сил, и опыта. Неужели, не может все исправить?

— Не может. Эта магия… она… вырезана в камне. Обратного хода нет.

— Мне жаль, — пробормотала Лиза. — Правда, жаль. Я представить не могу, что ты чувствуешь. Никто не может. Но твоя мама… Знаю, ты злишься на нее. Но ведь она не со зла. Она просто не могла дать вам умереть. И не подумала о последствиях.

— Зато об Арине с Ясминой она подумала. Что мешало начать лечение с меня? Возраст! Как всегда: все младшим! А ведь это я ей помогала. Во всем! Думаешь, я эгоистка? — Аксинья грозно посмотрела на Лизу.

— Нет. Ты просто девочка, которой причинили много вреда.

Она помолчала, глядя на насупившуюся Аксинью. А потом задала еще один вопрос. Личный и опасный вопрос.

— Тот мальчик, которого ты упоминала… Коля… Что с ним случилось? Он тоже болел?

— Нет. Это ж только на нашу семью порчу навели. Одна колдунья. Сильная. Она к нам в деревню перебралась и в папку влюбилась, хотела из семьи увести. Да не пошел он. А мама прогнала соперницу эту. Магией. А колдунья взяла, да отплатила. И маме с папкой, и нам троим. А Коля… он вырос. Как все. Умер от этого… как его? Инсульта. У него у самого уж внук успел родиться. Папка не хотел ничего мне рассказывать. Но я настаивала, чтоб он про Колю узнавал. Иногда…

Ох… Вот так история. Получается, вся семья пострадала из-за привлекательности Влада. Неудивительно, что Аксинья пытается отвадить от него всех поклонница. Или же она просто верит, что у отца и матери, превратившейся в озерную богиню, еще есть шанс?

— Твои родители могут быть вместе?

— Это невозможно. Мама навсегда останется в озере. Нет ей места на земле. А папке туда не попасть. Если только утопиться. Но не поможет. Целебная магия, что излечила, не даст умереть в озере. А иная смерть не соединит с мамой. Да и не нужно ей это. Она теперь другая. Не та, что при жизни. Не осталось в ней тепла. Живого тепла. Только подобие. Когда костер гаснет, угольки еще теплые. Но это уже не огонь.

— Но папа все еще любит маму. Точно любит.

— Или сам себя убеждает. Говорю же, другая она теперь. Нашей мамы больше нет. Виола, да и Арина с Ясминой все надеются, что папка снова влюбится. Однажды это даже случилось.

— С Мариной?

— Ага. Только ушла она. С тех пор много лет минуло. А серьезно у папки ни с кем не было. Только с тобой, кажется, наметилось. Виола все твердит, что ты особенная. Мол, сама судьба прислала. Так и сказала: "в прошлый раз не срослось, в этот получится". Не знаю, что это значит. Но тетка моя считает, что ты папке подходишь.

Девчонка говорила это и все больше хмурилась.

— Аксинья, я не претендую на твоего отца, — заверила Лиза.

— To есть, уедешь? Как Марина?

Лиза растерялась. Вопрос был задан не с надеждой, а с разочарованием.

Разве Аксинья не хотела, чтобы Лиза исчезла из их с Владом жизни?

— Я не знаю. To есть, мне нравится твой папа… но… но…

— Пошли спать!

Аксинья не позволила договорить, поднялась с песка, отряхнула юбку. Всем видом демонстрировала, что разговор окончен.

— Спать, так спать.

Лиза предпочла не настаивать. Общение и так получилось чересчур содержательным. И для нее, и для самой Аксиньи. Вряд ли за годы "заточения" она вообще хоть раз все это кому-то рассказывала.

…На удивление, девчонка уснула быстро. Вымоталась. Или же откровенность помогла выплеснуть накопившийся негатив. Лиза все лежала и лежала, глядя в потолок. Мысли перескакивали с одной на другую, голова гудела. А потом… почти на рассвете… рука со сломанными ногтями обвила ее талию. Лиза не поверила глазам. Аксинья сделала это неосознанно. Во сне. И все же жест о многом говорил. О доверии… Об очень большом доверии….