Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично. Как… – он мучительно подбирал слова, – всё прошло?
– О, прекрасно, – отстранённо сказала она. – Как ты и говорил. Один олень погиб от удара копьём. Несколько человек рисковали погибнуть от скуки и бессмысленных разговоров. Кстати… там была госпожа Анна. Ты знал, что она будет? Она мне помогла. Она и жена Рамрика, Адела.
«Рамрика».
– Вот как. Какое везение. У него удивительно любезная супруга, что сказать. Хотя, с учётом её бесконечных попыток благотворительности в наш адрес…
– Это не было благотворительностью. Я оказала услугу ей, а она – мне.
– Вот как? И что же это за услуга?
Хальсон моргнула, нахмурилась:
– Я не понимаю, почему ты со мной так говоришь.
– Как – так?
– Как будто я в чём-то виновата перед тобой. Как будто не веришь мне. Как будто ты можешь меня в чём-то упрекать. – Новая холодность лилась с её языка, превращаясь в лёд. Этот лёд обжигал. – Это ты хотел, чтобы я поехала к Ассели и добыла карты. Я это сделала. Почему теперь ты говоришь со мной так, как будто… предъявляешь претензии за что-то? Я этого не заслужила.
Он отвернулся, внимательно глядя в чёрные глубины закипающего кофе.
– Ты могла отказаться, если не хотела ехать к Ассели. Ты – взрослая девушка, и я был уверен…
– Значит, я должна была быть взрослой девушкой и отказаться тогда – но во всё остальное время я должна быть твоей охотницей и слушать тебя беспрекословно. Как же мне понять, когда и кем быть? Ты ничего не говорил об этом.
Он стиснул зубы.
– Я не заставлял тебя ехать к Ассели. Ты ни разу не намекнула, что не хочешь ехать. Что сейчас происходит?
Её плечи вдруг поникли, а холодность из взгляда ушла.
– Что случилось, Иде? – Он снял кофе с огня, налил ей полную чашку. Помедлив, сел рядом с ней, почти касаясь плечом. – Он что… обидел тебя?
Она медленно покачала головой.
– Нет. Я… в смысле, я ни разу не сказала ему, что ничего не хочу. Тогда у меня вряд ли бы вышло попасть в библиотеку.
Видимо, она поймала его взгляд, потому что торопливо добавила:
– Ничего… такого, о чём ты думаешь, не было.
– Но он целовал тебя? – Этот разговор не мог стать более абсурдным, но Эрик уже не мог остановиться. И в самом деле – какого дьявола. Если он узнает, что Ассели сделал хоть что-то против её воли – что тогда?
– Нет. Не целовал. – Её саму, кажется, не смутили и не удивили его расспросы. Для этого она слишком устала. – Он пришёл ко мне посреди ночи и пытался… обнимать. Что-то вроде того.
Он вполне представлял себе, что могло крыться под этим её «обнимать», и почувствовал, как кровь приливает к голове – почти так же, как когда Рагна рассказывала ему об очередном идиоте, любителе диковинок, паразите, желавшем погреться в лучах славы препаратора… Тогда он так же ничего не мог сделать.
Кого он обманывал. В этот раз он мог – мог подумать о том, как она юна, мог пощадить её чувства, мог придумать другой способ добыть карты.
Вот только это было бы дольше.
– Я подвёл тебя, – сказал он тихо. – Прости. Мне стоило подумать о том, что что-то такое могло случиться…
– Нет-нет. Я ведь и сама понимала, что…
Кажется, им обоим стало неловко.
– Надеюсь, Ассели не слишком пострадал, – он попытался пошутить – и задохнулся от новой волны отвращения к себе. Хальсон слабо улыбнулась.
– Это не понадобилось. Мне помогла Анна. Дала мне снадобье, от которого он вырубился быстрее, чем… В общем, вовремя. Анна сказала, что серебро Стужи может превратиться в золото. – Она внимательно наблюдала за ним, но Стром остался непроницаем – несмотря на вину, несмотря на отвращение. – Что это значит?
– Что-то вроде пароля.
– Пароля? Что за пароль?
– Чтобы люди, вроде Анны или меня, могли узнавать друг друга, – осторожно ответил он. – Люди с одинаковыми… взглядами.
Она ничего не сказала – но он хорошо видел, что снова задел её.
– Послушай, Иде… Это и в самом деле сейчас неважно. Анна – мой друг. А значит, и твой. Я отблагодарю её за помощь…
– Нет! – впервые она повысила голос, сверкнули разномастные глаза. – То есть… Я не хотела бы, чтобы ты обсуждал всё это с Анной. Пожалуйста.
– Хорошо. Как скажешь.
Эрик вдруг почувствовал, что смертельно устал от всего – от ответственности за неё, от ошибок, от мыслей о чужих руках на её теле… и от желания ощутить на нём собственные.
Наверное, Барт был прав. Он не учился на своих ошибках. Новая охотница – и новая, неодолимая жажда.
Он отмахнулся от тихого голоса, говорившего ему, что здесь, с ней, – что-то совсем другое, что-то…
– Иде, я был бы рад помочь, но не знаю, чем. Мне жаль, что так вышло. Я не хотел, чтобы он тебя трогал. Я бы никогда об этом не попросил.
– Я знаю, – сказала она тихо. – Ты прав. Я могла отказаться, но решила поехать. Чтобы у нас всё получилось… а ты даже после этого не рассказываешь мне всего. Доброй ночи, Эрик.
Она ушла – а он так и остался сидеть над её остывшим кофе, с бессильно сжатыми кулаками. Что ему стоило хотя бы сейчас поймать её за руку, остановить, рассказать о мальчике, впервые узнавшем, что серебро Стужи может однажды превратиться в золото, от своего отца и будущего наставника? Что стоило рассказать о смелых, решительных людях, которые годами искали способ вернуть кьертанцам отнятое у них право самим определять свою судьбу? Он мог бы показать ей горючее и удобрения, самолёты и зерно, лекарства и бесконечные провода… Мог бы рассказать о препаратах, которые без устали заготавливали Солли и его команда.
Но он этого не сделал, потому что чем меньше она знала, тем безопаснее было для всех – и для неё самой. Потому что он хотел защитить её хоть в чём-то, хоть где-то – даже если для этого придётся и дальше обижать её недоверием.
А ещё он мог бы не говорить ничего – просто молча последовать за ней на второй этаж, лечь рядом и сказать: «Иди сюда». Она бы послушалась – это он знал наверняка.
Мог бы притянуть её к себе, коснуться губами трепещущей шеи, а потом – губ. Он мог бы стереть с её тела прикосновения грязных рук Ассели – о, с каким наслаждением он убил бы Ассели – и нашептать ей на ухо то, после чего